Такая долгая жизнь

А ведь мы союзники… У нас общий враг… Не «краснею» ли я? Вот и Пейдж обвинил меня сейчас в симпатиях к красным.

Странные вещи происходят в мире: графиня фон Брокдорф помогает большевикам и сама, по сути, становится большевичкой, а Ева Браун, дочь бедного школьного учителя, избирает своим кумиром Гитлера…

Нет, Стронг, ты определенно «краснеешь»… Когда это началось? Еще в Берлине, когда ты познакомился с Топольковым?.. Действительно, до встречи с ним ты думал о русских по-другому… И вот до чего теперь дошло дело!.. Даже на Черчилля теперь ты смотришь иначе».

Речь Черчилля, которую он произнес по радио 22 июня 1941 года, потрясла Стронга. Это была речь мудрого, всеми уважаемого государственного мужа. Что же было потом? Оттяжка второго фронта, план высадиться не во Франции, а на Балканах, с тем чтобы скорее прийти в Восточную Европу и не пустить туда русских… Это уже план не государственного мужа, а азартного политического игрока…

«Грязное дело все-таки политика. После окончания войны я уйду из разведки, вернусь в журналистику, напишу книгу. Ведь в изложении фактов я всегда был силен», — решил Стронг.

Тем временем из Германии поступали печальные известия.

Гестапо производило повальные аресты среди сторонников оппозиции как в среде военных, так и штатских. Почти все люди Стронга были арестованы. Был арестован Ганс Остер. Вскоре в тюрьму за ним последовал и адмирал Канарис. Всех их ждала гильотина, петля, в лучшем случае — пуля.

Поток ценной информации из Германии после ареста Остера и Канариса превратился в жалкий ручеек. Стронгу надо было налаживать новые связи.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В августе 1944 года значительная часть сил стратегической авиации союзников высвободилась и стала совершать удары по целям в самой Германии.

Прогноз погоды на четырнадцатое число был хорошим.

Второе авиасоединение в составе трехсот «летающих крепостей» американской стратегической авиации получило приказ о бомбардировке авиационных заводов Хейнкеля в Ростоке.

Сопровождать бомбардировщики должны были двести истребителей «Спит-9». После легкого завтрака экипажи направились к самолетам.

Основные силы второго авиасоединения располагались на гигантской авиабазе Пайк-Лайлинг в полутора часах езды на машине от Лондона. Значительная часть соединения базировалась на других соседних аэродромах.

На этот раз синоптики не ошиблись: погода действительно стояла отменная — легкие перистые облака над Лондоном, на востоке же небо было чистым, как вода в лесном озере.

В десять часов утра авиационная база огласилась ревом сотен моторов. Казалось, это ревет сама земля, но она только безмолвно дрожала под упругими колесами металлических великанов.

Командир первой эскадрильи вырулил на старт. За ним потянулись машины его подразделения.

Последняя проба моторов. Отпущены тормоза. Двигатели снова набирают обороты, двадцатисемитонный бомбардировщик трогается с места и начинает разбег. Как только машина отрывается от земли, сигнал «Взлет разрешаю» получает второй бомбардировщик, следующий за флагманом. Вторая машина устремляется в воздух. Через каждые пятьдесят секунд машина следует за машиной, делает круг над аэродромом и идет к месту сбора, который назначен в районе Норвича, на восточном побережье Англии. Самолеты, которые поднимаются с других аэродромов, должны собраться севернее Дувра. После сбора двумя потоками они пойдут в направлении на Фленсбург — небольшой городок на границе с Данией.

* * *

В девять часов утра Володя Путивцев лежал на стружках в кузове «боргварда». Здесь было тихо, затишно, дремотно. Деревянные борта кузова скрывали его от глаз полицейских, которые сидели в своей будке, от немцев, проходивших мимо грузовика.

Нежно припекало северное солнышко.

Утром Володя и Степан ходили «на промысел»: на путях стоял вагон с морковкой. Теперь морковкой набит живот, и сосущее чувство голода какое-то время не беспокоит. Иллюзия сытости почти полная.

Володя выглянул из кузова: мотовоз разгонял вагоны по путям. Это займет с полчаса. Полчаса еще можно полежать.

Но вот уже Гросс-Вильям прокричал свое обычное:

— Комм, комм, вагонен абладен…

Из будки никто не выходил. Притаились и те, которые, как Володя лежали в кузовах других грузовиков и прицепов.

Вильям распахивает дверь будки. Володя слышит ее скрип и грозный голос:

— Сколько раз можно говорить! Или позвать полицая?..

На этот раз из будки доносится некоторое шевеление.

— Раус! Лёс, шнелль, вагонен абладен! — Вильям начинает сердиться, надо вылезать из кузова.

В кабине просыпается Генрих. Вильям видит Володю, подходит к машине и говорит:

— Оставайся пока здесь. Поедем на товарную станцию, на Бляйхештрассе.