Держа в руке трубку, из которой неслись частые прерывистые гудки, Барков молча смотрел в серое, полуслепое еще окно, выходившее на ту сторону реки.
Там было по-прежнему темно и тихо.
…Углубившись в свои мысли, Барков быстро шел по улице. Дождя уже не было, только ветер сдувал с деревьев последние запоздалые капли. У закрытого еще городского рынка гулко перекликались дворники. Сворачивали к бензоколонкам пустые автобусы.
В скверике недалеко от дома Джалилова Барков остановился. Закурил. Думать о телефонном звонке из больницы больше не хотелось, но чувство тревоги не уходило. Он стоял и курил до тех пор, пока не увидел издалека крепкого невысокого человека в коричневом костюме, маленькой серой кепке и сапогах. Арслан, невредимый, шел по улице, не замечая Баркова, как всегда серьезный, сосредоточенный на своих мыслях. Герман подождал, пока Арслан скрылся за углом, и пошел в столовую завтракать.
В воскресенье к семи часам утра они собрались у дебаркадера. Здесь Роговы держали свою «главную семейную ценность». Это была крепкая, просмоленная, видавшая виды рыбацкая лодка. На корме ее красовался новенький мотор «Москва».
Инженер Рогов, муж Нины, худой, длиннорукий, в подвернутых до колен брюках, стоял в лодке, а Барков и Тамулис подавали ему с дебаркадера рюкзаки, весла, канистры с бензином. Рогов, поминутно поправляя падавшие на лоб волосы, рассовывал груз под сиденья, вычерпывал консервной банкой хлюпавшую у него под ногами воду, что-то насвистывал, напевал, успевая в то же время подшучивать над женой и покрикивать на замешкавшегося с поклажей Баркова. Он трудился изо всех сил, стараясь как можно лучше выполнить тайную просьбу Ратанова — «вытащить всех на два дня за город и расшевелить».
Нина Рогова сидела на берегу, на камнях, вместе с подругой Баркова — Галей, и держала за ошейник большую серую овчарку Каро. Собака несколько раз порывалась прыгнуть в лодку, но Нина держала ее крепко и гладила рукой по морде:
— Каро… Каро… Карышек!
— Команде приготовиться! Закончить драть палубу! Закрепить груз! — суетился Рогов — Альгис, отдай швартовы!
Он позвенел кружкой о бутылку, изображая корабельные склянки, и подвел лодку к берегу. Каро прыгнул в лодку первым и улегся в носовой части. Неразговорчивый экипаж лодки медленно занял свои места. Рядом с собакой устроился Тамулис. Нина и Галя расположились на первой скамейке, сзади них сед Барков, а у мотора — «капитан-рулевой Рогов».
— От винта! — по установившейся традиции, надувшись, басом крикнула Нина.
— Есть от винта! — отозвался Рогов. Его длинный нос напоминал небольшой косой парус. От сознания ответственности за порученное ему важное дело, лицо Рогова даже чуть побледнело, на верхней губе выступили капельки пота.
— Пошел!
— Есть пошел!
Рогов несколько раз дернул за трос, полез на корму:
— Свечу забрызгало…
Через несколько минут мотор все-таки завелся, и лодка, высоко задрав нос, плавно двинулась вдоль берега.
У пристани стоял пароход, пассажиры на корме переговаривались, весело кивая в их сторону. Рогов с независимым видом игнорировал их присутствие. Лодка обогнула грузовой причал, прошла устье маленькой речушки. Левый берег был здесь ниже, и во время большой воды его всегда заливало, на правом были сосны и дачный поселок.
Чем дальше отплывали они от города, тем сильнее изменялся облик окружающей природы, все дальше и шире разбегались луга, выше поднимались деревья. Иногда деревья расступались, мелькали пронизанные солнцем светлые поляны, кусты, спускавшиеся к самому берегу.
— Как здорово здесь! — неожиданно вырвалось у Баркова.
Тамулис зачерпнул ладонью воды и намочил голову. Лодку качнуло.
— Смотри, Алик, не упади за борт! — крикнул ему с кормы инженер. — Здесь можно утонуть!
— Учти, Рогов тебя спасти не может, — подхватила Нина, поправляя прическу, — нет опыта: он впервые увидел реку, когда ему исполнилось семнадцать лет…
— Ты прав, Морковкин, хочешь сесть за руль?
— Хочу.
— Главное — не смерть, — серьезно сказал Тамулис. — Главное — что после оперативника ничего не остается: ни зданий, ни самолетов, ни книг. Как будто его и не было…
Рогов почувствовал, куда клонится разговор, и поспешил свернуть на шутку:
— Почему не остается? Если ты упадешь с лодки, то, наверное, оставишь горотделу несколько нераскрытых преступлений. Как вы их называете? «Висячки»?
— Две старые квартирные кражи, — уточнила Нина, — и, если мне память не изменяет, прошлогодний грабеж. Конечно, я не беру во внимание материалы по краже кур. — Она поморщила нос. — Его нелюбовь к этой домашней птице так велика, что он, кажется, не раскрыл ни одной. Так, Альгис?
— Не совсем. Что же касается грабежей, то их два. Я о них вам столько раз говорил, что даже Олег должен был запомнить.
— Как же! Верно: на Лесной и у пруда. Дела эти передадут другому оперативнику. Прочтет он и скажет: «Ну и дуб был покойный Алик Тамулис! Этого не допросил, с тем не побеседовал, не уточнил расстояния, протоколы осмотра мест происшествий, как правило, писал небрежно…»