Такая разная Блу (ЛП)

Выпускной был назначен на конец мая и должен был пройти на футбольном поле. А это значило, что на улице будет относительно сносная температура, а на трибунах — куча друзей и родственников. Я сказала «относительно», хотя на самом деле в 10 утра температура достигала отметки в 33 градуса по Цельсию. Я ужасно нервничала, и жара не прибавляла мне уверенности. Мне хотелось надеть свою шапочку и мантию, получить диплом и показать средний палец всем тем, кто не верил, что я продержусь в школе дольше двух лет. И я бы сделала это. С трудом, но сделала бы. Но к сожалению, я влетела в туалет за минуту до того, как мы должны были выстраиваться в ряд на футбольном поле. Меня стошнило тем немногим, что было в желудке, после чего я старалась восстановить дыхание в перерывах между спазмами, скручивающих его то так, то сяк.

Взяв себя в руки и прополоскав рот, я залезла в сумку в поисках крекеров, которые с недавних пор начала повсюду носить с собой. Я была уже почти на четвертом месяце. Разве утренняя тошнота не должна прекратиться к этому времени? Я съела крекер, запила его водой из-под крана (стараясь не думать, сколько в ней содержится хлора) и поправила макияж, так как из-за моих «излияний» подводка потекла, оставив под глазами жирные черные следы. Затем я освежила блеск на губах, нацепила свою обычную усмешку и вернулась в кафетерий, где должны были быть мои одноклассники, но их там уже не было, поскольку все вышли на поле. Я села за один из столиков, размышляя над тем, отчего у меня такая отстойная жизнь. В горле стоял ком, отдающийся болью в сердце. Я не могла выйти туда теперь. И это сбивало меня с толку.

— Блу?

Я вздрогнула от неожиданности и подняла голову.

Мистер Уилсон стоял в 10 футах от меня, держа руку на выключателе возле двери, рядом с которой я сидела. Он был одет как прежде: в рубашку в тонкую полоску и брюки. Лишь только галстук на этот раз он оставил дома. Все преподаватели принимали активное участие в церемонии, будь то раздача шапочек и мантий, встреча родителей и учеников или проверка опоздавших. И похоже, что Уилсону доверили последнее. Я выпрямилась и уставилась на него, раздосадованная тем, что он вновь застал меня в расстроенных чувствах.

— Ты… в порядке? Ты пропустила выход. Все уже на поле.

— Не поверите, я вроде как догадалась. — Ком в горле увеличился вдвое, и я пренебрежительно отвернулась от Уилсона. Вскочив с места, я сорвала с себя шапочку и швырнула ее на стол. Затем я начала стягивать с себя мантию, открывая взору преподавателя розовые шорты и белую футболку, в которые была одета. Вообще-то предполагалось, что девушки должны быть в платьях, но кто бы стал обращать на это внимание?

— Постой, — окликнул меня Уилсон. — Еще не поздно. Ты все еще можешь выйти туда.

Я остановилась слишком резко, и комната закружилась перед глазами. О, нет, только не это! К горлу подступила рвота, и я поняла, что на этот раз не успею добежать до туалета. Схватив одежду, я бросилась к мусорному ведру, готовая выпустить наружу воду с крекерами, которые оказались во мне всего несколько минут назад. Я почувствовала, как Уилсон убирает волосы с моего лица и ощутила непреодолимое желание оттолкнуть его от себя, но в этот момент у меня были дела поважнее. Содержимое моего желудка вновь оказалось снаружи, и я пожалела, что не могу удалить рот со своего лица. Буквально через секунду передо мной появился аккуратно сложенный кусок чисткой ткани. Я с благодарностью приняла его от Уилсона. Это был второй раз, когда он предлагает мне свой платок. Первый я, кстати, так и не вернула. Я выстирала и погладила его как смогла, но от ткани все равно пахло сигаретным дымом, и мне было бы крайне неловко возвращать платок в таком виде. Я выпрямилась, и Уилсон отпустил мои волосы.

Он отошел, но тут же вернулся, держа в руке бумажный стаканчик с холодной водой.

— Комплимент от учителя.

Я сделала глоток, но, как и до этого, желудок отказывался что-либо принимать.

— Если ты в состоянии, можешь снова надеть мантию и шапочку и выйти на поле. Ты пока не пропустила ничего важного.

— Ха! Вот еще! Ни одна сила теперь меня туда не затащит!

— Я пойду вместе с тобой. Вот так-то! Уверяю, что, как только ты окажешься там, смущение пройдет, и ты не пожалеешь, что вышла.

Я с тоской посмотрела на мантию с шапочкой. Уилсон заметил это и решил надавить на гордость:

— Ну, брось. Ты же любишь эффектные выходы, помнишь?

Я слабо улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с моего лица, когда я поняла, что, вероятнее всего, не смогу удержаться от того, чтобы не сорваться и не броситься в уборную прямо посреди церемонии.

— Я не могу.

— Нет, можешь, — Уилсон взял мантию с шапочкой и протянул их мне с обнадеживающим взглядом на лице. В эту минуту он выглядел как пес в ожидании прогулки: глаза распахнуты, рот приоткрыт.

— Я не могу, — повторила я с нажимом.

— Но ты должна это сделать, — в тон мне ответил он. — Я понимаю, ты чувствуешь себя неустойчиво.

— Я не чувствую себя «неустойчиво», что бы это ни значило! Я беременна, — прошептала я, предупреждая его следующую реплику.