К вечеру сильно похолодало, дул ледяной ветер и пронизывал до костей. Пока они дошли до помпезного ресторана, занимавшего целый особняк, Аня изрядно промерзла. К тому же она не надела шапки, полагаясь на свою пышную шевелюру, и теперь раскаивалась. Впрочем, после неуюта и холода улицы внутренность ресторана, решенного в стилистике дорогого трактира конца 19 века, показалась на редкость заманчивой.
У входа их встретил натуральный половой в белой рубахе с черным фартуком и салфеткой на сгибе локтя.
— Добрый вечер. Прошу вас.
Он провел гостей на второй этаж, где стояли дубовые столы, накрытые крахмальными скатертями, где стены были отделаны темным деревом, а бар воскрешал в памяти что-то из Шмелева или, на худой конец, фильм «Трактир на Пятницкой». Натуральный трактирщик сидел за стойкой, перетирая стаканы, и следил за происходящим в зале.
Артема здесь знали, знали его вкусы, поэтому не задали ни одного вопроса, усадили за столик возле окна с видом на Храм Христа Спасителя и так же безмолвно подали меню. Аня с любопытством полистала пластиковые страницы, удивилась ценам, в разы превосходящим цены тех заведений, которые обычно посещала она. Выбор блюд тоже впечатлял, и это была преимущественно русская купеческая кухня. Артем подозвал «полового» и сделал заказ, не справляясь с пожеланиями спутницы.
— Уверен, вам все понравится, — пояснил он.
— Здесь можно курить? — спросила Аня.
Артем тотчас подозвал «полового» и велел принести пепельницу. Официант секунду колебался, но, ни слова не сказав, исполнил приказание.
— Итак, вы рисуете, — вернулся Артем к разговору, начатому в машине. — И что это?
Аня достала сигарету и закурила.
— Портреты, впечатления. Как сказать?.. — Она пожала плечами.
— Это надо видеть, да? — подхватил ее собеседник. — И можно будет посмотреть?
Аня не любила, когда на нее давили, она начинала сопротивляться.
— Да смотреть-то особенно нечего. Так, самодеятельность…
— И все же.
По счастью, принесли напитки и закуски, и они отвлеклись на еду. Потом подоспело все остальное. Салаты были вкуснющие, мясо волшебное. Они пили вино, которое тоже очень нравилось Ане, всегда всем спиртным напиткам предпочитавшей вино. В зале всего два столика были заняты, приглушенный свет создавал особую атмосферу интимного разговора, вино расслабляло после напряженного трудового дня. Аня решилась задать давно интересующий ее вопрос:
— А чем вы занимаетесь?
— В кино? Или вообще? — улыбнулся Артем, и в зеленых глазах его вновь вспыхнули странные огоньки.
— И то, и другое.
Вместо ответа Артем налил в бокалы вино и предложил:
— На брудершафт, чтобы больше не «выкать»!
Вот чего Аня терпеть не могла, так это всякие такие штуки, да еще с поцелуями! Она поспешно поднесла бокал ко рту, выпила и сказала:
— Согласна не «выкать»!
Артем, готовившийся пить брудершафт по полной форме, усмехнулся и тоже просто хлебнул вина.
— Так почему ты до сих пор не снимаешься? — задал Артем неожиданный вопрос.
— Я не актриса, — пожала плечами она. — Каждый должен заниматься своим делом.
Аня охмелела, а когда она изрядно напивалась, то почему-то начинала говорить с неизвестным акцентом. И теперь она медленно, как иностранка, стала объяснять Артему, что вовсе не собиралась никогда делаться актрисой. Это не для нее, а сегодняшний эпизод — лишь уступка режиссеру. Он молодой, это его первый фильм, который рождается мучительно, с трудом. Однако Леша — талантливый режиссер, это очевидно. Ему не все равно, какого качества будет фильм, во всем он добивается точности, подлинности. И требует того же от других, а прежде всего — профессионализма.
— А княжна, часом, не влюблена в молодого режиссера? — лукаво поинтересовался Артем, и глаза его засветились в полумраке.
«Как у вампира!» — подумалось вдруг Ане, не сразу осознавшей суть его вопроса.
— О нет, — протянула она. — Я просто хочу ему посильно помочь. Он молодец, старается. Леше очень трудно. Подобрать команду профессионалов очень трудно сейчас. Везде дилетанты, вот как я. Профессионалы дорого стоят, у них есть профсоюзы, у каскадеров там или у операторов. С ними приходится считаться. А непрофессионалам можно меньше платить, тем более гастарбайтерам. Вот мы и имеем, что имеем. Не кино, а одно дерьмо!
Артем рассмеялся:
— А тебя интересно послушать!
Они еще выпили, акцент Ани усилился.
— А самое отвратительное в этой истории знаешь что? — продолжила она свой спич. — Что кино стало продюсерским. А продюсеры кто?
— Кто? — азартно подхватил Артем.
— Те же дилетанты, а еще хуже — самолюбивая посредственность, упивающаяся своей «гениальностью»! У них же деньги, они власть! Везде суют свои носы, режиссеру ни шагу не дают ступить. А что ему, бедному, делать в таких условиях? Все-то они знают, во всем разбираются, прежде всего, в умении продать товар. И что мы в итоге имеем?
— Что?
— Думаешь, произведение искусства? Или, на худой конец, хорошее кино? А хрен вам!
Артем внимательно слушал.
— И что мы имеем? — спросил он без гаерства.
— Товар! Продукт имеем. Причем малосъедобный, содержащий ГМО, от которого тошнит и происходит генная мутация.