Такое вот кино (СИ)

В спальне приятно пахло лемонграссом, мои ароматизированные свечи на комоде делали своё дело. Я вприпрыжку пробежала по спальне, вошла в ванную и бросила промокшее полотенце в корзину для белья. Открыла горячую воду в кабине. Завела руки за спину, пытаясь молнию на платье расстегнуть. Пришлось немного покрутиться на месте и даже подпрыгнуть, чтобы дотянуться до язычка. Правда, успела кинуть на себя взгляд в зеркало, ужаснуться, и, забыв про платье, принялась подтирать потёки туши под глазами. Но после всё-таки пришлось звать на помощь.

— Саша!

Он в спальню вошёл, секунду наблюдал мои бессмысленные потуги, потом подошёл и легко молнию расстегнул. Сам стянул платье с моих плеч.

— Замёрзла?

— Продрогла, — согласилась я, не в силах справиться с внутренней дрожью.

— Меньше пить будешь.

— Ой, ладно. — Я откровенно поморщилась, плюнула на сомнения, осознав, что Емельянов вряд ли догадается выйти из ванной, а терпения больше не было, скинула нижнее бельё и шагнула в просторную душевую кабину, под горячую воду. Из груди вырвался счастливый вдох. Подняла лицо к горячим струям, щёки начало щипать.

— Что ладно? — продолжил Сашка занудствовать. Что за настроение у него сегодня? — А если бы меня там не было?

— Меня бы Крис отвёз домой.

— Скорее вы бы на пару потонули в какой-нибудь луже.

Дверь кабины за моей спиной открылась, Емельянов шагнул ко мне и обнял. Я в первый момент потеряла дар речи, и от неожиданности, и от его наглости. На самом деле, не ожидала. Но что делать, когда он уже прижимается ко мне голый? Но всё-таки поинтересовалась:

— Что ты делаешь?

— Что? — решил удивиться Сашка. — Я тоже замёрз и промок. Хочешь, чтобы у меня воспаление лёгких было?

Я оттолкнула его руку от своей груди.

— Какое воспаление? У тебя кожа, как у носорога!

— Охренеть, какая ты добрая. Я её спасаю, а за это имею право помереть в благодарность.

— Хватит болтать, — оборвала я его и привалилась спиной к его груди. Дрожь стихла, мне стало тепло и приятно. Но больше всего приятно оттого, что он был рядом и обнимал. Предательская радость уже затопила меня, разве что ещё до мозга не добралась, и умом я продолжала сомневаться. А вот сердце уже счастливо сжималось. Да и сил не было, и тому, что я прижалась к нему, позволяла себя обнимать, находилось оправдание — я всё ещё была немного пьяна и совершенно без сил. А Емельянов меня обнял, крепче, чем это было необходимо, и прижался щекой к моим мокрым волосам.

— Я соскучился.

— Можешь не стараться, я тебе всё равно не верю.

— Совсем?

— Ни единому слову.

— Плохо. Повернись ко мне.

Мне пришлось сделать над собой усилие, прежде чем оттолкнуть его руки.

— Обойдёшься. — Я дверцу дёрнула и шагнула через порог кабины. Поторопилась завернуться в полотенце, промокнула волосы, а потом накинула на себя Сашкин халат, что висел на крючке рядом. Через плечо оглянулась, поняла, что Сашка остался в душе, и только одной рукой в стеклянную стенку упирался.

На полке под зеркалом стояли мои тюбики с кремами, тоник, и даже тюбик с помадой лежал. Надо же. Я про них забыла, а Емельянов не убрал. Я кинула ещё один взгляд на душевую кабину и мужчину за её стеклом. Потом начала приводить себя в порядок, наконец, смыла макияж и расчесала волосы. А когда вышла в спальню, тут уже свой чемодан увидела. Стоял себе сиротливо у стеночки, и непонятно чего ждал. Пришлось его открыть, чтобы тапки отыскать, не Сашкины же, сорок третьего размера надевать. А вот халат принципиально доставать не стала. Я здесь в гостях, совсем ненадолго. Не позволять, в первую очередь себе, об этом забывать.

Пока в душе шумела вода, я спустилась на кухню, поставила чайник на газ. По привычке заглянула в холодильник. Есть было нечего, только кусок сыра на верхней полке и колбаса. Заставила себя холодильник закрыть. Я сюда не готовить Сашеньке пришла. Поэтому достала банку с зелёным чаем и заварочный чайник в цветочек. Его я купила специально для зелёного чая, чтобы избавить от этого «сена» Сашку, «сеном» он называл зелёный чай. Вот и сейчас на кухню вошёл и с ходу заявил:

— Мне нормальный чай.

Я заставила себе перетерпеть, достала из буфета его чашку. Увидела коробку с овсяным печеньем, и её достала, на стол положила. Заметила, что Емельянов зевнул, но за стол присел и в ожидании потёр ладони. Правда, со смешком поинтересовался:

— Ты протрезвела?

Пришлось сознаться.

— Да.

— Это хорошо. Я боюсь тебя, когда ты пьяная.

— Тебя напугаешь…

Чайник засвистел, я газ выключила и разлила кипяток по чашкам. Емельянов тут же свою к себе придвинул и начал на чай дуть, а я наблюдала, как в моём заварочном чайничке чаинки плавают, а вода меняет цвет. Сашка сидел напротив меня, жевал печенье, а я пальцем по краю своей чашки водила.

— Тань.

Я зажмурилась, промолчала.

— Я скучаю, — добавил он.

— Ты знаешь, что это проходит.

— Знаю. Но я не хочу, чтоб проходило.

Я сглотнула.

— Ты взял Дашку на работу.

— Это не я. — Я посмотрела на него, и Емельянов нос сморщил. — Правда. Она понравилась режиссёру, хорошо смотрелась в кадре, говорила хорошо… Вообще, причём тут Дашка?

— Она всегда причём.

Сашка выдохнул.