Я не сразу отвернулась, разглядывала Емельянова, не видела его полторы недели, и, признаться, никак перемен в нём не видела. Он не выглядел усталым, чем-то расстроенным или встревоженным. Но, глядя на меня, настороженно щурился.
— Ищу диск с каталогами прошлого сезона. Не видел?
Сашка плечом дёрнул, прошёл в комнату, и бросил сумку со своими вещами перед кроватью. Увидел на кровати открытый чемодан, с которым я когда-то в Испанию ездила.
— Как я понимаю, ты забираешь всё? — поинтересовался он, и я расслышала в его голосе едкие нотки.
— Я не думала, что ты вернёшься сегодня.
— А, то есть, сюрприз готовила?
— А это должно было стать сюрпризом?
Емельянов поморщился, видимо, не знал, что сказать, на постель присел, упёрся локтями в свои колени.
— Я задержался в Москве.
Я из-за стола поднялась, собрала в стопочку свои диски, но не удержалась и спросила:
— Что-то случилось?
— Да так…
Он лоб потёр, я наблюдала, и вдруг поняла, что он не хочет говорить. Это тоже пришлось проглотить, и я даже сделала попытку равнодушно улыбнуться. Не хочет и не хочет. Какое мне дело?!
— Тань, как тут дела?
— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь. Ты же с Завьяловым перезванивался, думаю, он тебе всё докладывал. — Я складывала оставшиеся вещи в чемодан, стояла совсем рядом с Сашкой, и он, повернувшись, смотрел прямо мне в лицо.
— Причём здесь Завьялов? Я тебя спрашиваю.
— Хорошо. Тогда я тебе отвечу: всё, как всегда.
— А, то есть, то, что ты уходишь от меня, это «как всегда»?
— А ты об этом спрашивал? Я как-то не догадалась. После твоего «как тут дела»!
— Таня!
Я зло дёрнула молнию на чемодане.
— Не кричи на меня.
— Я ещё не кричал.
— Вот и не начинай. Я не виновата… что ты не вовремя вернулся. Наверное, тебе было бы легче.
— Я эгоист?
— Меня это теперь никак не касается.
— Вот оно как.
Этот мерзавец на постели развалился, и теперь смотрел на меня.
— Чем ты занималась без меня?
— Слёзы лила, — огрызнулась я.
— Да, да, я наслышан.
Я задержалась у кровати, взглянула на него с настороженностью, не совсем понимая, к чему он ведёт.
— О чём?
— Про пять виноградников.
— О Боже. — Я не удержалась и закатила глаза. — Завьялов — сплетник!
Емельянов на локте приподнялся.
— Но ведь это правда? Ты ужинаешь с Крисом, ты гуляешь с ним по паркам. Что ещё вы делали, пока меня не было?
— Я же не спрашиваю тебя, чем ты занимался в Москве!
— А ты спроси!
— А я спросила! — воскликнула я, пылая от возмущения. — А ты сказал: «Да так»! — передразнила я его. — Вот и живи со своим «Да так»! Я тоже «да так» ужинаю с Крисом. Он замечательный человек, мне с ним интересно, ему не нужно бесконечно заглядывать в глаза, чтобы выяснить его настроение.
— Да, он выясняет твоё настроение! — рыкнул Емельянов, правда, в сторону и вполголоса.
— А хотя бы. Оно у меня тоже есть, к твоему сведению. И да, у него пять виноградников. — Я выдохнула, посмотрела на свой чемодан у кровати, затем ткнула в него пальцем. — Отправишь мне домой.
Сашка, в своей противной манере, вскочил и мне поклонился.
— Как прикажете, барыня.
Я вышла из спальни, затем вернулась. Взглянула с обидой.
— Как я не люблю, когда ты такой.
Он зло выдохнул, заставил себя промолчать, потом даже отвернулся.
— Я надеялся, что мы поговорим, когда я вернусь.
— А мы поговорили, — с горечью заметила я. — Если бы ты хоть один раз мне позвонил за эти дни, сказал «привет», думаю, мы бы поговорили по-другому. Но тебе это в голову не пришло, Саша. Ты был уверен, что я жду. Подожду неделю, две. Так? — Емельянов не отвечал, а я вздохнула, отступила к двери.
Только у калитки поняла, что так и не взяла то, за чем приезжала. Мне нужны были диски для работы, а они остались в чемодане. Я даже чертыхнулась себе под нос. Но возвращаться бы ни за что не стала. Одна надежда, что Емельянов отправит мне чемодан с вещами побыстрее. Отправит, и, наверное, вздохнёт с облегчением.
— Хочешь, я всё узнаю? — Вася предложила мне свои услуги с готовностью и даже с явной надеждой на то, что я соглашусь. — Я всё у него выпытаю. Если понадобится, силой. Он мне всё расскажет, — с угрозой проговорила она. — Где был, что делал, и что собирается делать.
— Мне всё равно, — сказала я. Не сказала, соврала, но голос мой прозвучал достаточно твёрдо, и я понадеялась, что Василиса поверила. Судя по тому, что она недовольно молчала, возможно, и поверила. И чтобы закрепить результат, я продолжила: — Вася, всё это какой-то бред, честно. Я чувствую себя дешёвкой. Не навязываюсь ему, но всё равно чувствую. Оттого, что он уверен, что я жду и страдаю.
— Но ты ведь ждёшь и страдаешь, — заметила Вася осторожно.
Я подошла к зеркалу, посмотрела на себя. Чтобы сделать себе приятно в один из чёрных и печальных дней, я решила порадовать себя новым платьем и туфлями в тон. И теперь вот на себя любовалась. Кстати, последние события сыграли свою роль, я потеряла аппетит, и смотреть на себя было приятно. Фигура выглядела точёной, в том смысле, который можно было применить к моему телу. Но мне самой нравилось, что бывало не часто. И это было поводом противостоять всем смущающим меня мыслям и душевной тоске.