Такси счастья

Саша попыталась улыбнуться, но осеклась, увидев выражение Сережиного лица, которое свидетельствовало о том, что «на самом деле еще хуже!»

— Меня уволили два месяца назад!

— Такое иногда случается, Сергей, это не конец света!

— Но уволить без объяснения причин, в кризис! Я уж не говорю о том, сколько я сделал для этой компании!

«Стоп. Отмотаем пленку на энное количество лет назад. Сережа, ты, случайно, не помнишь, что нечто подобное происходило со мной? Не связываешь со своей ситуацией, и в причинно-следственные связи не веришь?»

Ладно. Ничего этого она не сказала, потому что не было в ней ни злорадства, ни волнения, ни радости, ни раздражения. Сердце билось ровно, пульс оставался умеренным.

— Найди другую работу, в чем проблемы?

— Ты не понимаешь! — обиженно вскинулся Сережа. — Что для меня значила потеря работы! Словно мир перевернулся!

Глядя на грустное Сережино лицо, Саша вдруг вспомнила миниатюру любимого сатирика:

«Песик породы японский пекинес внезапно умер от инфаркта, когда перед ним раскрыли зонт. Он увидел мир в черном свете».

И захихикала, не в силах удержаться. Песик! Породы японский пекинес!

Сережа вскинул на нее глаза, полные мировой скорби и недоумения. Как она может смеяться? Над ним? В момент столь трагический?

А Саша не могла остановиться. И хотя ей было стыдно — ну что она, в самом деле, ржет, когда человека трагизмом плющит, дура бесчувственная, а все же остановиться не могла. Увидел мир! В черном свете!

— Извини меня, это нервное. Так ты сейчас безработный?

Сережа кивнул, опустив голову.

— Представь, какое совпадение, я тоже.

— Да ты что? — удивился и будто обрадовался бывший муж. — А по тебе не скажешь…

— Ну, это так… Видимость внешнего благополучия. Хотя я считаю, что потеря работы не конец света!

— Нет, — возразил Сережа. — Мне кажется, я после этого даже заболел, ни желаний, ни целей, ни сил. Полная апатия.

— Попробуй все изменить!

Сережа хмыкнул, словно Саша сказала что-то неприличное, какую-нибудь глупость.

— Неужели ты веришь в то, что мы можем что-либо изменить? Что это вообще в наших силах?

— Сережа, но как же…

И она выдала бессвязный психотерапевтический лепет, дескать, надо верить в себя, и свои силы.

— Кому надо, зачем надо? — заныл он.

Этакий ноющий капризный мальчишка тридцати лет. Неужели Марь Ванна его сломала?

Неожиданно Сережа раскололся:

— Да и вообще, разве можно что-то изменить по большому счету?!

Эта фраза ей многое объяснила.

— По какому большому счету? — усмехнулась Саша. — Ты начни с малого, а там разберешься.

— От нас ничего не зависит!

— А от кого зависит?

Он снисходительно пожал плечами:

— В России живем. Здесь ни от кого ничего не зависит!

Ну здрастье, приехали.

Все с мужчиной ясно. Будет теперь всю оставшуюся жизнь переживать свое увольнение, плыть по течению, свято уверовав в то, что «от нас ничего не зависит», и с этим своим фатализмом в виде камня на шее утонет в ближайшем водовороте. Жаль… Сережа хороший человек, но безвольный и внутренне расхлябанный.

— Как поживает матушка?

Он улыбнулся.

— Ничего, она в порядке, хотя в последнее время стала сдавать. У нас сейчас, если честно, отношения сложные. Она меня ругает, говорит, что я неудачник.

Да, это серьезно. Если Марь Ванна что-то говорит и на чем-то настаивает, то ослушаться нельзя. Бедный Сережа! У него и выбора-то нет.

— У нее теперь идея фикс: женить меня!

— Да ты что?!

Неожиданно он взял ее за руку.

— Александра, может, нам начать все сначала? Вдруг все получится?

— Ты серьезно?

Он смутился.

— Ну а что? Мы оба повзрослели, многое поняли…

«Повзрослели? Нет, мой бедный мальчик тридцати лет, с намечающейся лысиной, боюсь, к тебе это не относится».

— Сережа, прости, мне надо идти.

Он усмехнулся.

— Вежливый отказ?

Саша промолчала.

Они вышли в зимний, вечерний город.

— Подвезти тебя?

Он покачал головой.

— Спасибо, Саша, не стоит. Мне надо в магазин, мама просила купить огурцы на салат и горошек. Приходи встречать Новый год к нам?

Сашино лицо исказила гримаса ужаса. После долгой паузы Сережа произнес:

— Прощай?

— Прощай.

***

Пассажирка сразу понравилась Саше, — необычная женщина. Хрупкая, огромные темные глаза, короткая стрижка, элегантно одета, низкий, глубокий голос, достоинство в каждом жесте. В руках одна хризантема (без дурацкой целлофановой обертки) — красиво, строго. За время поездки дама произнесла только две фразы: попросила отвезти в Шереметьево и спросила, можно ли курить.

В аэропорту, поздравив Сашу с наступающим праздником и обдав на прощание запахом изысканных духов, она ушла.

Саша решила не уезжать сразу, постоять немного, отдохнуть; позвонила Ане, поболтали. И вдруг…

— Вы еще не уехали? — спросила дама с хризантемой. — Отвезете меня в центр?

Она села на переднее сиденье, нервно затянулась сигаретой.

Когда они ехали в Шереметьево, Саше казалось, что даме лет тридцать, теперь Саша поняла, что той много больше. Странно, двадцать минут прошло, а перед ней будто другая женщина.

У дамы зазвонил мобильный. Взглянув на номер, она резко прервала вызов и бросила телефон обратно в сумочку. Раздраженно и нервно крикнула:

— Поехали! Ну что вы стоите?

Поехали.