Таксопарк

Бывают мгновения и обстоятельства, когда самое огромное блаженство, данное человеку, — это по-первобытному, без всякой проволочки и выяснений, без всякой излишней болтовни и терзаний душевных, без всякой кутерьмы и выяснений, влепить, врезать, жахнуть, вкладывая в удар всю ненависть к подлости и несправедливости.

И какое еще чувство может по остроте своей сравниться с наслаждением душевным и физическим в эти мгновения…

С полудня солнце рванулось в разрыв между тучами, словно распечатало гигантский ящик — город, срывая с него серую упаковку, отбрасывая ее далеко в степь. Ветра не было. И лучи солнца несколько часов держали под прицелом белые дома в центре города, растапливая на крышах снежные перины, из-под которых по-весеннему натекала в карнизы, стучала в желобах и трубах чистая снежная вода.

Люди сторонились мостовых, там широким веером взлетала из-под автомобилей серая снежная кашица. И к домам было опасно приближаться — того и гляди сорвется сосулька… Так и выбирали нейтральную полоску посреди широких тротуаров под бдительным оком крикливых дворников, следящих за своим участком, чтобы, не дай бог, не случилось чего — отвечай потом за них.

Таксисты, хотя и получили рекомендации в парке не гонять: скользко и мокро, да и по инструкции запрещено обливать людей талой водой, но трудно удержаться от скорости за рулем таксомотора. К тому же неровная мостовая очень обманчива — кажется, что все нормально, и раз — колесо ухает в ямку, осушая ее до дна…

Сергачев любил весну. И такой неожиданный прорыв к неблизким еще весенним дням был ему по душе.

Утром в гараже он обнаружил на сиденье автомобиля записку своего сменщика Славки Садофьева. «Мастер! Как не стыдно оставлять такую грязь в салоне и багажнике! Не один пока работаешь. Я жаловаться буду».

«Чистюля нашелся», — подумал Сергачев. Конечно, Славка прав, надо было пустить мойщиц в салон… А сколько раз самому Сергачеву приходилось тратить драгоценное утреннее время, чтобы привести автомобиль в порядок после Славкиной смены? И главное — жаловаться грозит, кому, интересно? Обычно такие чепуховые вопросы сменщики решают между собой…

Вскоре Сергачев забыл об этой записке — началась обычная гонка: посадки, высадки, ожидания, прикидка маршрута, пустяковые разговоры. А теперь, в короткой паузе на непривычно пустующей стоянке у вокзала, вновь вспомнил. Надо избавиться от этого сменщика. Есть слух, что скоро прибудут новые таксомоторы — норов с директора сбили, — а ему, Сергачеву, обещано было, приказом обещано. Не подносить же на блюдечке этому Славке новый аппарат, слишком жирно. Хотя на пару будет вдвое легче «купить» новый таксомотор — приказ приказом, а кое-кому сотенки две презентовать придется, дело известное. Иначе с любым приказом в туалет сходишь — и концов не найдешь. А автомобиль не вобла, долго не простоит.

Дверь распахнулась, и в машину заглянул высокий пожилой мужчина.

— Багажник откройте, водитель.

Чемодан, серый, элегантный, брезгливо улегся на грязный коврик, заняв все пространство между запаской и домкратом.

Сергачев внимательней взглянул на мужчину: знакомое лицо. И этот серый чемодан. И острая линия складки на брюках, аккуратно приподнятых гражданином, когда тот усаживался в таксомотор.

— В сторону порта, пожалуйста, — проговорил пассажир.

— Улица, — уточнил Сергачев.

— Державина, дом 8.

И Сергачев мгновенно вспомнил. Очень уж тогда он рассердился на этого пассажира…

— Как мосты ваши, строятся?

Пассажир оглядел Сергачева.

— А… Это вы, — спокойно, словно они расстались только вчера, произнес он. — Провожаете меня и встречаете?

— Такая служба.

— Моя фамилия Бенедиктов… Строятся мосты, куда же им деться. А вы все крутитесь?

— Кручусь, — миролюбиво поддержал Сергачев.

— Я как-то вспоминал вас. Странно, да? Стольких видел-перевидел шоферов, всяких-разных. А вас почему-то вспомнил.

— Личность я неординарная, — подсказал Сергачев.

— Вот-вот. Ловко вы тогда мне про жизнь рассказывали. Все я понял… Ничего не переменилось с тех пор?

— У меня? — спросил Сергачев. — Нет, не переменилось. А что может перемениться? День-ночь, сутки прочь. Никаких событий… Жениться надумал.

— Ну и что?

— Маленькое неудобство: когда я дома, она работает. И наоборот. В такт не попадаем… А что нового у вас?

— Мост скоро сдавать буду. Тринадцатый. Приезжайте, посмотрите.

— Не боитесь? Тринадцатый.

Бенедиктов засмеялся и сердечно тронул Сергачева за колено.

— Признаться, волнуюсь. В жизни строителя один раз бывает тринадцатый мост.

— Первый тоже бывает раз, — согласился Сергачев. — Разобраться, так все в жизни бывает раз. Потом повторения. Удачные или неудачные. Зависит от судьбы…

Полосатый жезл дежурного инспектора заставил Сергачева прижаться к тротуару и остановиться.

— Нарушили, что ли? — спросил Бенедиктов.

— Сейчас он все мне расскажет. — Сергачев вылез из машины навстречу неторопливо шагающему милиционеру в меховых сапогах.

Сблизились. Лениво вскинув полусогнутую ладонь, милиционер произнес, глядя в сторону:

— Нарушаешь? Плохо со зрением, да? Висит знак — левый поворот запрещен, а ты дуешь.