Талисман

Секунду он просто стоял, тяжело дыша, потом вновь двинулся вверх по лестнице, глядя на пустое железное лицо, высившееся над ним.

– Лучше бы тебе уйти, сэр Гавейн.

Рыцарь вновь склонил шлем, словно прислушиваясь: Простите, юноша… вы действительно обращаетесь ко мне? Опять замахнулся булавой.

Возможно, ослепленный страхом, Джек до этого мгновения не замечал, сколь медлительны эти замахи, сколь ясна траектория движения булавы при каждом ударе. Наверное, заржавели суставы, подумал он. Во всяком случае, теперь, когда в голове прояснилось, он без труда мог уклониться от удара.

Джек поднялся на цыпочки, протянул руки вверх, схватил черный шлем обеими руками. Горячий – напоминающий затвердевшую кожу при высокой температуре.

– Изыди с лица этого мира. – Голос Джека звучал тихо и спокойно, словно в неспешном разговоре. – Ее именем приказываю тебе.

Красный свет в прорези погас, совсем как свеча в тыквенном фонаре, и внезапно шлем всем своим весом – минимум фунтов пятнадцать – потянул руки Джека вниз, потому что больше шлем ничего не поддерживало: находившиеся под ним части доспех грудой свалились на лестничную площадку.

– Вам следовало убить обоих братьев Эллис, – произнес Джек и отбросил пустой шлем. Тот громко ударился об пол далеко внизу и откатился, как игрушка. Отель, казалось, съежился от страха.

Джек повернулся к широкому коридору второго этажа, и здесь – наконец-то – его ждал свет: яркий и чистый. Совсем как в тот день, когда он увидел летающих людей. Коридор заканчивался еще одной двустворчатой дверью, пока закрытой, но свет проникал в щели над и под створками, а также между ними, что однозначно свидетельствовало о его яркости.

Джеку не терпелось увидеть этот свет, а еще больше – его источник. Он пришел, чтобы увидеть его, пробился сквозь кромешную тьму.

Тяжелые двери украшала изящная резьба, а золотые буквы над ними, потускневшие, но вполне читаемые, гласили: «БАЛЬНЫЙ ЗАЛ ДОЛИН».

– Эй, мама. – В тихом голосе Джека Сойера, идущего в это сияние, звучало изумление. Счастье царило в его сердце: ощущение радуги, радуги, радуги. – Эй, мама. Думаю, я у цели. Действительно у цели.

Осторожно, с благоговейным трепетом, Джек взялся за обе ручки, потянул их вниз. Открыл двери – и в тот же миг расширившийся луч чистейшего белого света упал на его поднятое переполненное восторгом лицо.

7

Так уж вышло, что Лучезарный Гарденер посмотрел на отель в тот самый момент, когда Джек справился с последним из пяти рыцарей-хранителей. Преподобный услышал глухой рокот, словно где-то в отеле взорвалась маленькая динамитная шашка. В ту же секунду яркий свет вспыхнул во всех окнах второго этажа «Эджинкорта», и все бронзовые символы – луны, и звезды, и малые планеты, и странные кривые стрелы – мгновенно замерли, прекратив вращение.

Гарденер своим нарядом напоминал бойца отряда особого назначения лос-анджелесской полиции. Поверх белой рубашки он надел толстый черный бронежилет, на плечо повесил потрескивавшую рацию на холщовом ремешке. Ее короткая антенна покачивалась взад-вперед при каждом шаге. На другом плече расположился «уэзерби» тридцать шестого калибра. Этот охотничий карабин размерами не уступал противотанковой винтовке. От одного его вида у охотника Роберта Руарка потекли бы слюнки. Гарденер купил карабин шесть лет назад, когда обстоятельства вынудили его избавиться от прежней охотничьей винтовки. Чехол для «уэзерби» – из настоящей кожи зебры – лежал в багажнике черного «кадиллака», рядом с телом сына.

– Морган!

Морган не повернулся. Он стоял позади и чуть левее нагромождения скал, которые торчали из песка, словно черные клыки. В двадцати футах за скалами и только в пяти – от линии прибоя лежал Спиди Паркер, он же Паркус. Будучи Паркусом, он однажды приказал заклеймить Моргана из Орриса – и на внутренних сторонах больших бедер этого Моргана остались шрамы. Такими клеймами в Долинах метили предателей, и только прямое вмешательство королевы Лауры привело к тому, что клейма появились не на щеках, а там, где их всегда скрывала одежда. У Моргана – у обоих Морганов – любви к королеве от этого не прибавилось, но ненависть к Паркусу, раскопавшему их прежние делишки, выросла многократно.

И теперь Паркус/Паркер лежал лицом вниз, его затылок покрывали гноящиеся язвы, из ушей капала кровь. Моргану хотелось верить, что Паркер еще жив, еще страдает, но последний раз его спина поднялась и опала сразу после того, как они с Гарденером пришли к этим скалам, где-то пятью минутами раньше.

Когда Гарденер позвал его, Морган не повернулся, потому что предпочел продолжить изучать давнего врага, теперь поверженного. Тот, кто утверждал, что месть не сладка, конечно же, ошибался.

– Морган! – вновь прошипел Гарденер.

На этот раз, хмурясь, Морган повернулся:

– Ну? Что?

– Посмотрите! На крышу отеля!