Талисман мага

Губы, так и не позволившие ей произнести ни слова; руки, расстегивающие спальный мешок… Амалия ничего не могла с собой поделать: прямо во сне она то засыпала, то опять просыпалась, вдруг понимая, что на самом деле спит и что настоящий Михаэль сидит там, у костра, а во сне — всего лишь созданный ее воображением, лишь похожий. И оттого, наверное, она не чувствовала ничего, кроме нежности — от прикосновения его рук, его губ, оттого, что он внутри нее. Нежность, нежность и одна только бесконечная нежность… — совсем иные ощущения переживала она тогда, весной, среди цветущих каштанов… И тем не менее, ошибаясь в главном, память скрупулезно воспроизводила отдельные детали, отдельные особенности, благодаря которым Амалия точно знала, что рядом с ней именно Михаэль. А когда все закончилось…

Она быстро открыла глаза: Михаэль действительно был здесь и не просто рядом с ней — он по-прежнему был в ней… В предрассветном сумраке четко вырисовывался профиль сидящего у костра Риу — значит, все произошло наяву? Амалия вопросительно посмотрела на Михаэля — он приложил палец к губам, указывая на спящих…

— Ты хочешь, чтобы у нас был ребенок? — спросила она несколькими часами позже, улучив момент, когда рядом не оказалось никого.

— Он уже есть. А что?

— Но… я думала… — Ответ Михаэля, а главное, улыбка, которой он сопровождался, показалась Амалии настолько странной, что она растерялась. — Думала, потом — когда вернемся домой.

— О, если бы я был так уверен, что вернусь…

— Не говори так. Пожалуйста!

— Это правда, — пожал плечами Ральф.

«Разведчики не всегда возвращаются…» — мгновенно вспомнила Амалия.

— А твой отец? Он…

— Мы как раз идем к нему — так что ты сможешь обо всем расспросить его сама. Тем более, вы знакомы.

Нет, творилось нечто невероятное: разговор опять не клеился — не клеился даже после того, что произошло ночью. А если ее отец был прав, и они действительно настолько не подходят друг другу, что вообще никогда не смогут найти общего языка?

— Скажи мне честно: я, наверно, не должна была приезжать?

Говорить этого, конечно, не стоило: опыт подсказывал, что подобное обычно лишь усиливает напряженность, но Амалия не удержалась.

— Мне было бы спокойнее, если бы ты оставалась там, но… — Ральф опустил глаза, ресницы у него оказались длинные-длинные и загибались вверх. — Я… Нет, не так… — Он смущенно тряхнул головой. — У тебя бывало, что ты хочешь чего-то такого… заведомо неисполнимого? И вот вдруг это происходит…

— Было. Оно началось этой весной — вечером у камина. И с тех пор не кончается…

* * *

Проявившаяся с самого начала подозрительная настороженность Амалии к спускам, как выяснилось на следующий день, была не случайной. Или свою роль сыграла именно излишняя мнительность? Сразу за очередным перевалом открылась на редкость непривлекательная местность: глубокие, заваленные буреломом распадки, пересохшие ручьи, поросшие мхом скалы. Одного взгляда на это ущелье было достаточно, чтобы мгновенно испортилось настроение. Но… отвлекаться в горах нельзя: засмотревшись вперед, Амалия поскользнулась и, падая, невольно оперлась на подвернувшуюся ногу…

В первые секунды показалось, что нога попала в огонь или что по ней рубанули топором. Амалию, конечно, тут же подхватили — Ян, он стоял ближе других. Быстро сняли сапог… Ничего себе! Такое она видела впервые: нога начала распухать и раздуваться прямо на глазах — если бы сапог не сняли сразу, его, наверняка, пришлось бы разрезать.

— Связки, — закончив осмотр, Михаэль вытащил бинт и, закрепив его на щиколотке, носком обмотал его вокруг стопы. — Ну что, придется теперь нести тебя на руках, — он уже опять улыбался.

Амалия не спорила: ее знобило, и, кажется, начинался жар.

На руках у Михаэля стало немного легче, но ненадолго: жар постепенно усиливался — даже застучали зубы. Пришлось сделать привал. Разложили костер; потерявшую всякую форму ногу разбинтовали.

— Ничего-ничего, уже завтра начнет опадать, — утешал Михаэль.

Амалия кивнула. Весь день она продремала у него на плече. Онк и Риу сходили на охоту, потом молодой человек стал готовить ужин. Ветер слегка раскачивал ветки сосны, под которой расположились путешественники — то закрывая, то снова открывая уже заметно потемневшее небо.

Неожиданно Михаэль перестал дышать, сердце его забилось быстро-быстро; потом осторожно выдохнул, но сердце, кажется, застучало еще быстрее.

— Что?

— Отец… Они попали в плен.

Никто не ответил. Амалия тоже молча уставилась на свою ногу: если сидеть вот так, совершенно неподвижно, почти ничего не чувствовалось, но надо было идти, а тем более идти быстро…

«Ну, и что теперь будет? Понесут на руках? А время — ведь тогда времени на переход уйдет гораздо больше…» — Господи, до чего же не хотелось становиться обузой…

Михаэль осторожно отстранился и встал. Подошел к костру и долго смотрел на огонь, то ли пытаясь успокоиться, то ли что-то обдумывая.

«Ничего не бойся и ничего не предпринимай — просто жди…» — эти слова Карлоса Амалия повторяла по несколько раз на дню, находясь в плену.