Таллинские палачи - 2

В дверном проеме возник коротко стриженный, рослый детина с лицом, лишенным выражения каких бы то ни было эмоций. Под немного мешковатым темно-серым костюмом и черной рубашкой скрывалась гора литых мышц.

- Зови этого...

- Куузика, - подсказал Хан.

В комнату вошел молодой светловолосый парень с чуть прыщавым лицом и пугливо глянул на Хана. Куузик слыхал, что еще не так давно любой человек по рангу ниже "бригадного" видел лицо шефа только перед смертью. Про Волина он ничего не знал, так что особых эмоций к нему и не испытывал.

- Патроны получили? - спросил полковник.

- Да.

- Как стрелять проинструктированы?

- Учтите: никаких накладок быть не должно. Головой отвечаете.

- Да, я знаю, - с сильным акцентом произнес парень и отвел глаза в сторону.

- Только без нервов! - поморщился Волин. - Задание элементарное, а качественное исполнение будет оплачено сверх головы. Так что ступайте с богом. Желаю удачи.

- Спасибо, - пару раз моргнув, парень неловко развернулся и ушел. Полковник хмуро глянул ему в след:

- Слабоватое звено. Неужели из таких сопляков и состоит эстонская полиция?

- Преимущественно, - кивнул Хан. - Кого еще можно заманить на такую зарплату? Но с заданием парнишка справится.

- Надеюсь, - вздохнул Волин. - Иначе возникнут ненужные нам осложнения.

На минуту полковник призадумался. Как главный организатор операции он был обязан ни о чем не забыть, не упустить ни единого нюанса. Иначе тщательно подготовленная операция могла провалиться.

Хан курил, изредка бросал взгляд на полковника и предавался мечтам. Ранее род деятельности не позволял ему этого: мечтательность таким людям противопоказана. Но он подошел к последнему, крупнейшему делу, после которого твердо решил завязать с прошлым, вынырнуть совершенно новым человеком где-нибудь на Антильских островах, сделать за пару лет так, будто именно принадлежащие ему швейные фабрики в Пакистане и Эмиратах принесли вдруг неслыханные барыши, и зажить спокойной жизнью достойного миллионера. Попотеть над этим придется изрядно, но такая работа только в радость!

Волин подошел к окну, глянул сверху на тихую таллинскую улочку. Раньше он часто бывал в этом городе и искренне любил его - как прекрасную частицу тогда еще могучей и громадной Империи, коей он служил верой и правдой, и ни на миг не сомневаясь, что занят архиважным, достойным сильного мужчины и верного сына своего Отечества делом.

Давно это было.

Первую трещинку его железные убеждения дали в Афганистане. Самое обидное, что в плачевном исходе войны была виновата не армия. Оснащение было приличным, солдаты поступали не самые худшие, а те, кто в первые полгода выживал, становились профессиональными вояками, да и командирский состав, за небольшим исключением, обладал прекрасными кадрами. Просто прежде, чем лезть в это пекло, следовало изучить опыт американцев во Вьетнаме и своих в двух Отечественных и понять простую истину: в стране со сложными природными условиями даже относительно слабый противник, избрав тактику партизанской войны, становится непобедимым...

Из Афгана Волин вернулся немного дезориентированным, но не сломленным. Страну только начинало лихорадить, полковнику вверяли исключительно элитные подразделения, и о безудержном падении армии он знал пока лишь понаслышке. Жилось нормально. Пока не стало превращаться в жалкие копейки его жалование, пока не посыпались в спину плевки охреневших от всеобщего развала штатских сограждан, пока не побежали из армии знакомые и даже близкие друзья.

Крушение империи и вовсе нокаутировало; служить считай задаром обрубленной России Волин уже не мог. Глядя, как бывшие сослуживцы самыми различными способами заколачивают баснословные в его представлении деньги, полковник подал в отставку и с громким скандалом (отпускать такого ценного спеца все же не хотели) ушел на гражданку. Но делец из него не получился, а идти к кому-то в пусть высокооплачиваемые, но холуи не представлялось возможным. "Полковник Кудасов нищ, дамы и господа!" Жена не вынесла выпавших на ее долю тягот, прихватила все мало-мальски ценное из остававшегося имущества и сбежала с дочерью неизвестно куда.

Тут началась бойня в Чечне. Волин не мог допустить, чтобы лишенную рук и ног Империю вовсе изорвали на куски. В военкомате его встретили с распростертыми руками, понимающе выслушали и предложили принять под командование создаваемый под Москвой новый полк. А он все твердил: "В Чечню меня, в Чечню!" Пожав плечами, военкоматовские приятели оформили необходимые бумаги, напутственно похлопали полковника по плечу, а в спину покрутили пальцами у виска: "Еще один афганским солнцем перегретый".

Чуть ли не через неделю после прибытия в Чечню Волин оказался на грани сумасшествия: его мозг отказывался воспринимать спокойно совершенно бессмысленные ежеминутные смерти полураздетых, голодных и непристрелянных "помазков", повальное пьянство, откровенное, наглое мародерство, продажность чуть ли не половины офицеров, за небольшую мзду пропускающих боевиков через "непреодолимые" кольца окружения.