Там чудеса

– Наина, – выдохнул он, трясущийся меч пред собою выставив. – Ее зовут Наина.

– Что еще?

– То есть?

Фира рукой взмахнула, и сорвавшееся с нее пламя плетью алой обернулось да хлестнуло брата по запястью, вынудив разжать пальцы. Меч упал в траву, о камешек звякнул.

– Что еще?

– Она… она следила за тобой и князем. – Фарлаф вжался в ствол всем телом. – Все видела, все слышала. Она могучая ведьма, не чета тебе!

– И что, теперь героем в Яргород вернешься? На вдове женишься? Думаешь, пойдет она за тебя?

– Вдове? – Он усмехнулся, пусть и дрожали трусливо губы. – А князь твой о правде-то умолчал! Не жена ему Людмила, не признал Владимир ритуал. Вот кто вернет княжну домой, тот и мужем ей станет.

Это многое проясняло. Рогдая. Ратмира. Самого Фарлафа, вдруг возжелавшего выслужиться. Но Фира от новых знаний не ощутила… ничего. Будто выгорело нутро до пустыни черной, будто не осталось в ней ни капли жизни.

Ни капли света.

– И зачем тогда… убивать? – Слово далось с трудом.

– Не будь дурой, Дельфира. То нам обоим на пользу. – Фарлаф, не то осмелев, не то почуяв слабину в ее дрожащем голосе, от дерева отлепился да вперед шагнул. – Я привезу отцу княжну. Ты останешься на воле и сможешь… демон знает, о чем ты там мечтаешь, но давай. Ты свободна!

– Свободна. – Фира кивнула. – Да, свободна…

И вновь рукой взмахнула. Хлестнула по воздуху еще одна огненная плеть, подняла из травы меч и в ладонь ее вложила. Фарлаф даже вскрикнуть не успел.

Хватило шага, чтоб рядом с ним очутиться и живот его пронзить клинком, окропленным Руслановой кровью.

– Свободна от заветов Творца.

Брат выпучил глаза, захрипел, в плечи Фиры вцепился. Потекли по гладкому подбородку струйки алые, густые.

– Т-тварь… – Фарлаф пошатнулся.

Фира вытянула меч и с криком вонзила его снова, снизу вверх, под ребра, чувствуя, как сталь раздирает тугую плоть, как режет жилы, ломает кости. А потом отступила, разжав пальцы.

Фарлаф рухнул лицом вперед. Рукоять в твердь уперлась, и он повис, на клинок насаженный, в пяди от земли. Застыла поникшая голова, лишь блеклые рыжие волосы покачивались на ветру, оглаживая шелестящие травинки, сплетаясь с ними; темнели на зелени пятна крови.

Щеки обожгло, и Фира коснулась влажной кожи. Она плакала и не понимала этого. С самого пробуждения мир был затянут пеленой и размыт, потому слезы ничего не изменили.

И Руслан… всё еще мертв.

Она медленно повернулась и побрела к нему, ног не чувствуя. Опустилась рядом на колени, упала на грудь широкую, вдавилась в нее с такой силой, будто это могло заставить биться растерзанное сталью сердце.

Но оно молчало.

Руслан был…

Рыданья всё же вырвались из искривленного рта, сотрясли тело, и Фира, подвывая, одну дрожащую ладонь к кровавой ране прижала, другой коснулась торчащего из земли у его плеча корня.

– Матушка, прошу…

Но сколько ни лились чары из пальцев лазоревыми волнами, сколько ни омывали мертвую плоть, Руслан не шелохнулся. Не вздохнул.

Фира всхлипнула, отстранилась. Затем вскочила и к коням бросилась.

Возле Бурана замерла на миг, послушала мерное дыхание Людмилы, по волосам ее погладила:

– Прости, я скоро.

И к вороному подбежала да гусли с седла сорвала.

Проклятые демонские гусли, над поломкой которых еще совсем недавно Фира сокрушалась. И которым так радовалась, принимая целехонькие из рук Наины.

Прав был отец: голоса в голове всегда от лукавого.

– Ты слушаешь, ведьма? – прошипела Фира, к струнам склонившись. – Али уже без надобности? Но ежели слушаешь… знай, я приду за тобой.

А затем с воплем яростным обрушила резное крыло на ближайший камень. Раздался треск, пара струн лопнула, хлестнув по пальцам, и Фира, замахнувшись, ударила по камню снова. И снова, и снова, пока не полетели во все стороны щепки, пока не остались в руках лишь жалкие обломки, пока запертое внутри перышко не взмыло над камнем, а потом медленно не опустилось вниз, прямо в подставленную ладонь.

Фира стиснула кулак, отряхнулась и кинулась обратно.

Чары уже кипели в крови, вырываясь наружу пламенем. И тлело перо меж пальцев, так что, когда Фира опять возле Руслана присела, остался в руке только пепел. Она сдула его, по ветру развеяла и запрокинула голову, в небеса вглядываясь.

– Приди, страж, – одними губами промолвила. – Призываю тебя, приди.

То был старый сказ, древний настолько, что Дотье его еще прабабка напевала, а той – ее прабабка. И не то чтобы Фира верила в каждое его слово, но разве ж мало повидала она за этот путь чудес? Разве ж мало диковинного узрела? И разве не отдал ворон ей перо добровольно, как в том самом сказе про стража граней, верного спутника Марены?

Но напрасно Фира ждала его с небес, напрасно всматривалась и вслушивалась, надеясь различить хлопки огромных крыльев, а может, и карканье грозное. Ибо ворон не прилетел, не обрушился на нее с высоты…

Он возник из ниоткуда, из пустоты выткался, из воздуха прямо перед лицом, по щекам хлестнул четырьмя крылами и наконец присел подле Руслана. На него уставился, на Фиру взгляд перевел, склонил голову, сверкнув гребнем костяным, и моргнул всеми шестью глазами.