Там, где белеют палатки юннатов

От движений Абдрахман согрелся, — даже пот выступил у него на лбу, но он не мог согнуть ног, не мог повернуться с боку на бок и лежал, словно в футляре, прислушиваясь, как слабый ночной ветер шумел ветвями. Ему то и дело чудились то голоса, то шаги и, затаив дыхание, он жадно слушал. Но кругом только шумел бор да изредка потрескивали деревья от крепчавшего мороза.

Абдрахману сделалось холодно. Он понял, что начинает медленно замерзать.

«Только бы не задремать. Тогда конец. Замерзну… Если Костя не собьется с дороги, помощь должна скоро прийти. А если он заблудился…» Отчаяние овладело Абдрахманом, и он зарыдал.

* * *

Костя сидел возле горячей железной печки и, сбиваясь от волнения, торопливо рассказывал о случившемся.

С напряженным вниманием слушали его охотники.

— Ну, а как ты в шкуру-то завернул его — внутрь или наружу мездрой? спросил Костю бригадир.

— Шерстью внутрь, чтобы тепло и мягко было, — ответил Костя, не подозревая, что дядя Иван спросил об этом не случайно.

Охотники испуганно переглянулись между собой.

— Плохо дело, ребята, — мрачно сказал бригадир. — Нельзя было его завертывать, Костя, в парную шкуру на морозе мездрой наружу. Смерзлась она теперь, сковала его, и Абдрахман в шкуре может замерзнуть.

Костя стоял пораженный, не в силах вымолвить слова.

«Неужели погубил друга по неопытности? Ведь он хотел, чтобы ему теплее было, а тут…» — и горькие слезы ручьем хлынули из глаз намучившегося за день паренька.

— Ну, что притихли, — сказал дядя Иван. — Идти на выручку надо. Ведь время-то немного прошло. За два часа дойдем. Может, еще и живым захватим. Казакпай со Степаном, делайте скорее факелы! Ты, Егор, мешки разорви и носилки приготовь. Да живей! Каждая минута дорога!

И тотчас все на стане забегали, заговорили. Казакпай разрывал на узкие ленты бересту и подогревал оба конца на огне. Они свертывались упругими спиралями. Одну за другой надевал он эти спиральки на тонкие прутья тальника.

А дядя Иван все басил:

— Скорее, скорее, ребята! Каждая минута человеку жизни может стоить…

Быстро собрались охотники.

— Выходи! — скомандовал бригадир.

С топорами, ружьями и собаками двинулись охотники.

Вот Черемшанка и след Кости, где он вышел на тропу к стану. Тихо в бору. Только хрустит снег под ногами торопливо идущих людей, да резко чиркают по полушубкам ветви.

Впереди черной завесой наплывала стена хвойного леса. Точно в темный амбар сунулись в нее люди. И, натыкаясь друг на друга, остановились.

— Ну и темень! Зажгите факелы! — приказал дядя Иван.

Закоробилась, затрещала береста и вспыхнула огненными языками, залив светом ближайшие деревья. А за ярко освещенными стволами стояла черная лесная ночь, в которую уходили следы Кости.

Когда сгорело уже немало факелов, и лица идущих заросли белым инеем, впереди раздался голос дяди Ивана:

— Ну, ребята, подтянитесь, гарь близко.

И действительно, скоро все вышли на поляну, где Костя убил зверя…

Туша лося стала седой от инея… Правее у потухшего костра комком лежала шкура.

— Абдрахман! — закричало сразу несколько голосов. Но он не отзывался. Костя схватился за край шкуры и дернул… Она смерзлась, стала как камень, и нисколько не поддавалась его усилиям.

Ярко загорели свежие факелы. Охотники обступили шкуру, испуганно переговариваясь.

— Замерз, однако…

— Вот беда-то…

— Тихо! — неожиданно крикнул дядя Иван на всю поляну.

Все замолчали и тогда ясно услышали заглушенный плач.

— Жив! Жив! — обрадованно заговорили все и дружными усилиями раскрыли смерзшуюся шкуру.

Абдрахман был освобожден из плена.

На обратном пути охотники горячо обсуждали происшествие. Двое несли носилки с Абдрахманом. Впереди шагал дядя Иван, за ним едва поспевал Костя.

— Ну, что? — обратился он к Косте. — Будешь еще в шкуру мехом внутрь завертывать, а?

— Нет, сроду не буду…

Дядя Иван улыбнулся.

— Дядя Иван… дядя Иван…

— Ну, что тебе?

— Как же это так: шерстью внутрь завернуть — закует морозом в шкуре, а в мездру завернуть — ничего не будет. Почему?

— Эх, ты, голова садовая: если в шерсть завернешь, то она тепла от тела до кожи не пропустит. Ну, кожа снаружи смерзнется. Если же в мездру завернуть, шерстью наружу, то тепло от тела прямо на кожу действует, а снаружи шерсть остывать не дает. Кожу-то и не сковывает морозом.

На всю жизнь запомнили ребята этот урок.

ОРЕЛ АЗАМАТА

Сегодня Азамату исполнилось пятнадцать лет. Его отец, старый колхозный чабан, души не чаял в своем сыне. Юноша был не по годам высок и строен. В работе он во многом уже заменял отца. Но на охоте с беркутом Азамат все еще только сопровождал его. Уже два десятка лет жил в их семье пернатый хищник. В последние годы беркут чаще стал делать промахи на охоте, а недавно чуть было не разбился, ударившись грудью о землю.

Вот и сегодня Азамат с отцом на рассвете выехали в степь, зорко всматриваясь вдаль. На днях выпал снег, и был хороший морозец. Орел покачивался на рукавице в такт хода лошади. На голову его был надет кожаный колпачок — он закрывал глаза птицы.

Неожиданно из зарослей полыни выскочила небольшая молодая лиса и бросилась в сторону.