Там, где горит свет (СИ)

Но одно Софи тогда уяснила четко: напасть эта ей на всю жизнь и ничего с ней не поделать – только терпеть. Иногда «неудобные» дни проходили почти незаметно, а иногда очень тяжело. Но все равно проходили.

В этот раз было терпимо. Так, побаливало немного, и голова кружилась, но последнее, скорее, оттого, что легла поздно и не выспалась: все с платьем возилась, не хотела бросать. А может, еще и на погоду. Ночью снова шел снег. К утру прекратился, но оконные рамы украсились толстым слоем белого пуха, и дорогу, наверное, замело…

Нехотя встав и одевшись, девочка затопила кухонную плиту и поставила на огонь чайник. Проверила, просохли ли с вечернего похода на каток сапоги и варежки, завернула с собой хлеба и набрала в мисочку чечевицы с мясом, чтобы было чем в обед покормить Люка.

Подумав о братишке, вспомнила и о другом, и, тихонько отворив дверь, пробралась в комнату квартиранта. Зима шла на излом, за окнами светлело все раньше, и уже не нужно было зажигать лампу, чтобы осмотреться…

- Стучать не умеешь? – не открывая глаз, спросил Тьен.

От неожиданности сердце в пятки ушло, но Софи сдержалась, чтобы испуганно не ойкнуть.

- Мне книжка нужна, - пояснила она шепотом. – Я ее с собой ношу, Люку нравится картинки смотреть.

Сказки обнаружились на полу, почти под кроватью. Девочка наклонилась, чтобы поднять, когда квартирант вдруг перевернулся на бок и уставился прямо на нее.

- Ай! – то ли растерявшись, то ли опять непонятно чего испугавшись, она попятилась, не удержалась на ногах и шлепнулась на пол.

- Ты чего? – удивился парень.

- Я? Ничего.

Она неловко подползла, схватила книгу и на миг задумалась: ползти, не останавливаясь до двери или все же подняться и выйти по-человечески.

- Оставила бы ты его, - проговорил квартирант, с усмешкой следящий с кровати за ее возней. – Малого. Жалко ведь, пусть отоспится. А я бы присмотрел…

В какой другой день она наверняка отказалась бы. Кто ей этот парень, чтобы доверять ему самое ценное, что осталось у нее в жизни? Но сегодня представила, как потащит сонного малыша по свежим сугробам, когда и самой никуда идти-то не хочется, и согласилась, строго-настрого велев, если что, тут же вести Люка к ней в лавку.

Нельзя сказать, что Валет любил детей. Но нельзя и сказать, что не любил.

Этот, по крайней мере, тихий, не то, что вечно орущие демонята, мешавшие спать на прежнем месте. Да и поладили они вроде: не зря в первый день почти банку малины пацаненку скормил. Но каким бы расчудесным тот ни был, Тьен ни за что не напросился бы в няньки, не приди ему в голову забавная мыслишка.

- Ну что, Люк, - спросил он малого, сперва накормив его до отвала и напоив сладким чаем, - пойдешь со мной на дело? Напарник позарез нужен.

Пойти малой, может быть, и не пошел бы, но поехать «на дело» в салазках, запихнув за щеку леденец и заручившись обещанием свежей «лосадки» накупить еще пирожков и конфет, не отказался.

Двор за ночь засыпало снегом, так что, прежде чем выйти, пришлось браться за лопату и расчищать проход к калитке. Какая-то тетка смотрела из окна соседнего дома, но местных Тьен уже перестал опасаться: если Софи не волнует, что скажут соседи, узнав, что у нее живет какой-то парень, то ему на это и подавно плевать. Жандармам донесут? Так ведь повода нет – мало ли, может, родственник какой.

Тротуары за забором уже размели дворники, присыпали кое-где песком, и салазки жалобно скрипели, когда снег под полозьями сменялся жестким крошевом. Помня, кого бог бережет, Валет решил перестраховаться, а потому от дома сразу рванул к старому парку. Люк заливался смехом: новый ездовой оказался порезвее квелой сестрицы, и мальчишке это понравилось. В парке они покружили пустынными тропками, подергали припорошенные снегом ветки деревьев, скормили прихваченную для такого случая булку жившим на крыше летнего театра голубям и отправились дальше. Спустились к реке, а там уже по узким обледенелым улочкам вдоль доков - прямиком к слободской заставе.

На подходе к старому железнодорожному переезду Валет натянул на глаза шапку и, подняв воротник пальто, обмотался шарфом так, что видны оставались лишь нос да разрумянившиеся на морозе щеки. В таком виде он мало отличался от прочих, вышедших из дому в студеный день, горожан, но ничем уже не напоминал былого верткого вора, даже в лютые морозы шнырявшего в толпе налегке и с непокрытой головой. А радостно улыбающийся малыш в салазках, время от времени улюлюкающий, требуя ускорить ход, - искусный финальный штрих. Ну идет себе какой-то студиоз (на мастерового по одеже не похож), везет братишку на саночках. А может, и сынка. Тьен, конечно, фактурой на взрослого мужика не тянул, разве только ростом, хоть тоже не каланча, так и наследника заиметь – дело нехитрое.

- Раз гульнул, а после вот тащишь. И хорошо, если в салазках, а не на горбу до старости, - пробормотал под нос себе Валет, оглядываясь на мелкого, которому успел заткнуть рот пирожком с повидлом.