Тьен пробрался в холодную комнату в полной темноте, и лишь прикрыв дверь, зажег принесенную с собой свечу. Но еще до того, как огонек озарил уставленный горшками и ящичками с землей стол, он успел различить слабое мерцание: как и все живое, растения имели свой внутренний источник света. Не душу, наверное, но силу, энергию… А там, может быть, и душу. Кто знает.
Выбрав самый крупный росток, уже выпустивший два маленьких листика, юноша достал из-за пояса прихваченный с кухни нож. Стиснул зубы и медленно провел лезвием по ладони. Больно! Но другого способа убедиться в собственном помешательстве он не придумал.
Ничего, сейчас заляпает все тут кровью, потопчется босыми ногами по холодным доскам, чтобы уж наверняка на неделю свалиться с лихоманкой, и точно поймет, что все это бред!
Ладонь защипало, кровь тонкой струйкой потекла в рукав. Тьен поднес к свежему порезу цветок… Видел бы кто со стороны, сразу понял бы – идиот! Он уже готов был рассмеяться, но рана вдруг перестала пульсировать.
Вор громко сглотнул. Свечение вокруг выбранного им цветка обернулось туманом и, как дым в узкую щель, втянулось в рассеченную ладонь. Кровь остановилась, а края раны сами собой сошлись, оставив лишь темную полосу.
Вместо зеленого побега из горшочка с растрескавшейся землей торчала короткая сухая палочка.
…Этой ночью он снова не спал. Боялся. Снов, полетов, возвращения крылатых теней. Себя…
Тьен заболел. Сам сказал.
- Не входи! Я заболел!
Проснувшись, Софи услышала, как он ходит по комнате, хотела заглянуть, но резкий окрик остановил в дверях.
- Не входи, - повторил постоялец тише. – И малого ко мне не пускай. Заразитесь еще.
- Сделать тебе чай? Мед есть, липа…
- Нет, ничего не нужно.
Она думала и сегодня оставить с ним Люка, но теперь о таком, конечно, и не заикнулась. Приготовила завтрак, собрала еды с собой, разбудила брата, накормила и повела в лавку. Им не привыкать. Плохо только, что за два дня тепла, снег успел растаять, на салазках братишку не прокатишь, а за вчера мокрые улицы обледенели, и пришлось время от времени нести сонного малыша на руках, осторожно переставляя ноги, чтобы не поскользнуться. Но добрались кое-как.
На работе захворавшего квартиранта вспоминала не раз. Даже хотела сбегать в обед, поглядеть, как он там, но пришлось бы просить господина Гийома присмотреть за Люком, а она так прежде никогда не делала – неудобно. Да и Тьен, поди, не малое дитя, воды как-нибудь сам себе вскипятит и обед разогреет…
К жаркому, что она оставила на плите, он и не притронулся. Суп тоже не ел. В хлебницу и не заглядывал. Вернувшись, Софи проверила шкафы и кастрюли, и убедилась, что парень, скорее всего, и на кухню сегодня не выходил. Нельзя же так! Во время болезни силы особенно нужны. А где их взять, если целый день на одной воде сидеть? Если он хоть воду пил.
- Тьен? – она тихонько постучала в дверь его спальни. – Можно я зайду?
- Нет. Иди к себе.
Голос у него был до того слабый и несчастный, что Софи и не подумала слушаться. Ишь, гордец нашелся!
- Помирать собрался? - Девочка решительно вошла в комнату. – А мне за свой счет тебя потом хоронить и заупокойную заказывать?
Парень на грубую шутку не отозвался. Сидел на кровати, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. Плечи мелко подрагивали, словно он плакал, но когда Софи приблизилась еще на шаг, вор резко вскинул голову, и она увидела совершенно сухие, болезненно-тусклые глаза.
- Я же просил.
Выглядел он совсем плохо. Бледный, даже губы побелели. Волосы на лбу слиплись от пота, и рубашка взмокла подмышками и на груди. Трясется весь.
- Тебе лежать надо. Давай, постель перестелю и…
- Не подходи! – выкрикнул он, стоило ей сделать еще шаг. На выставленной вперед ладони виднелись длинные царапины, а рукав весь был в бурых пятнах.
- Ты поранился? – спросила Софи, когда всполошенное его криком сердце перестало подпрыгивать в груди.
- Я? – Тьен опустил сжавшуюся в кулак руку. – Да, несильно. Только не подходи, пожалуйста. Не хочу, чтобы ты заразилась.
- Глупость какая, - отмахнулась она. – Зараза так быстро не липнет. Сейчас постель тебе расстелю, чай принесу и уйду.
На полу валялись исчерченные непонятными знаками листы бумаги. На некоторых, кроме чернил, темнели пятна крови, но она не собиралась ни о чем расспрашивать. Жар разум мутит, и не такое случается. Мама в последние дни все шила что-то, говорила, ей, Софи, приданое… Наволочка старая, вся в стежках. Выкинуть рука не поднимается, так и лежит в комоде, в нижнем ящике…
- Тьен. – От воспоминаний стало тревожно, а в глаза словно песка насыпали. – Что у тебя болит? Ты… - Она потянулась потрогать лоб, но он отстранился. – С-совсем плохо? Может… Может, доктора позвать? Он тут недалеко живет. Я сбегаю, ага? У меня и деньги есть. Ты только приляг, пожалуйста. И чаю выпей, тебе надо. И…
- Не надо доктора, – тихо вымолвил больной. – Само пройдет, не впервой.
- Хочешь, воды тебе согрею? Обмоешься. Поешь потом. Поешь же?
- Хорошо. Только… Скажи, вот так… - Он осторожно, словно она была сделана из стекла, взял ее руку. – Вот так не больно? Или… я не знаю, как…