Там, где меня нет

Да, он обидел Ольгу Евгеньевну. Я видел, как она едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Мы с ней сидели в кабинете после урока. Дверь была закрыта. Для нее эта новость стала шокирующей. Я хотел коснуться ее руки, но не смог даже придвинуться к ней поближе. Смотрел на ее губы и хотел целовать их. И я останавливал в себе эти мысли как мог.

Возможно, она рассказала милиции о своих подозрениях. Точнее будет сказать, о моих подозрениях. В любом случае, я должен рассказать о своем предательстве дяде Дане. Иначе поступить я не могу.

Есть такая схема в буддизме: «Пять наставлений». Пять формулировок, которые можно трактовать как в отрицательном, так и в положительном ключе. То есть, например, первое наставление — отказ от причинения вреда живым существам — можно рассмотреть и как любовь к дружественности. Любовь, воплощенная в мыслях, в поступках.

Второе — отказ от взятия не данного. В положительном соответствии — щедрость, в мыслях, в действиях.

Третье наставление — отказ от дурного полового поведения. Мне раньше сложно было понять, но это равнозначно довольству своим состоянием, будь то безбрачие или крепкие семейные узы.

Отказ от употребления алкоголя и наркотиков — всего, что может вызвать утрату сознания, — равнозначен внимательности и осознанности. Если можешь пить, не теряя себя, — пей, но только будь честен с самим собой и с другими.

И пятое — отказ от лжи. Иначе — правдивость.

К чему это я веду? Всем этим я заинтересовался, когда по уши влюбился в Дину. Да, я упоминал раньше, что она увлекается Востоком. Я хотел быть наравне, хотел иметь общие темы для бесед. Заинтересовался. Любовь прошла, а интерес к учению остался. Занятно, как в итоге все в этой жизни взаимозависимо. Занятно, что, пробираясь сквозь дебри непонимания, дебри лжи и ненависти, ты этого не замечаешь, но потом, когда все успокаивается внутри тебя и ты оцениваешь ситуацию трезвым взглядом, все становится понятно. Стоит научиться быть дальновидным. Быть спокойным.

Кажется, мне стало легче, когда я обо всем этом написал. Осталось только найти дядю Даню и попросить у него прощения.

25

Около восьми вечера Даниил пробежал мимо заброшенного двухэтажного дома, окна которого выходили на скованный льдом залив. Вдалеке проехал груженный углем КрАЗ. Совсем рядом начиналась длинная, выкрашенная в зеленый цвет ограда теплоэлектроцентрали.

Мощные прожекторы — как на вышках часовых в концентрационных лагерях. Пулеметы, суровые лица фрицев. Снежные хлопья витают в воздухе, подозрительно легко на фоне всей тяжести жизни. Даниилу почему-то вспомнились старые фильмы про войну. Побег. Неизвестность.

Он прошел вдоль зеленой стены до самого угла. Вышел на дорогу. Как обычно, в восемь вечера было немноголюдно — люди уже разошлись по домам и по ночным сменам; детишки разбрелись по подъездам, ведь холодно. Мимо проехал рейсовый автобус.

До редакции было идти от силы пять минут. Даниил натянул капюшон. Мех чуть прикрывал лицо — если не приглядываться, и не разобрать разбитую переносицу, залепленную пластырем, и синяки под глазами.

Оказавшись около дверей редакции, он отошел в тень, отброшенную стоявшим рядом двадцатифутовым контейнером, и достал из кармана пистолет. Проверил, поставлен ли он на предохранитель. Спрятал пистолет обратно и направился к дверям.

Смутное чувство охватило его, когда он поднимался по ступеням. Даниил знал, что Тынэвири часто задерживается на работе, но уверенности в том, что не случилось что-то необычное — то, что меняло привычный ход вещей — загулял, например, или пошел в гости к подружке или к другу, — у него не было.

Темно. Чертовски темно в коридоре. Даниил медленно продвигался вперед. Слабенький свет фонарика вырывал лишь малую часть окружения, поглощенного томной пеленой. Но и этого было достаточно, чтобы найти посреди коридора, рядом с электрическим щитком, труп мужчины.

Он лежал лицом вниз, но по взъерошенным черным волосам Даниил сразу же узнал Тынэвири. Он лежал в луже крови. Даниил опустился на корточки и, не снимая перчатки, аккуратно приложил пальцы к его шее. Никаких намеков на пульс. Взял его за волосы, приподнял голову. Удостоверился, что это журналист.

— Твою мать, — выругался Даниил. — Вот тебе и Влад Листьев.

Он встал в полный рост, сделал шаг назад. Достал из кармана куртки пистолет. Услышал какие-то голоса. Сердце застучало быстро, тревожно, как настенные часы, только раза в два быстрее. Он подскочил к окну. Нет, просто форточка открыта, и рядом с домом прошли громкоголосые пацанята.

Освещая себе дорогу фонариком, Даниил направился в кабинет Тынэвири. Не особо надеялся там что-то найти — просто прислушался к своему внутреннему чутью, которое его вроде бы не подвело, когда он поднимался по лестнице. Как будто знал, что труп обязательно будет. И обязательно в коридоре.