Там, где меня нет

Даниилу показалось, что так предательски с его стороны думать сейчас о других, думать о своем первом опыте, лежа рядом с женой. Ведь сейчас все хорошо, и это нужно ценить, и держаться за это состояние. Не думать о прошлом, которое туманное, но чертовски манящее. Всеми силами показывать, что тебе не безразлично и что ты можешь оставить былые привычки и создать прочный фундамент для семьи.

Обо всем этом Даниил думал, завтракая на кухне. Ему не хотелось, чтобы Ольга просыпалась. Он искал оправдание этому своему желанию. Ведь жена плохо спит по ночам, не может войти в режим. Это может сказаться на ее здоровье. Ей нужно хорошенько выспаться. Так? Нет, отвечал внутренний голос Даниила. Ты не хочешь, чтобы она просыпалась, лишь потому, что именно сейчас чувствуешь себя раскрытой книгой, которую каждый при желании может прочитать. Ольга не упустит шанс вчитаться в строки, и меж строк тоже. И тогда она, пожалуй, будет знать о тебе больше, чем ты сам. Можешь ли ты допустить подобное?

Даниилу осточертело думать об этом. Хотелось поскорее отправиться на работу, чтобы там забить голову мыслями о преступлении, совершенном невесть кем и невесть зачем. Ему казалось, что убийство бывшего зека, равно как и убийство дворняги, — лишь суета. Рабочий момент. Тренировка для мозга. Былой цинизм нагрянул, как всегда, вовремя. Настоящее преступление — это то, что в прошлом. Так пускай оно остается в прошлом…

Даниил повстречал Евтушенко в коридоре отдела. Майор держал в руке именную кружку, до краев наполненную крепким кофе. В зубах — сигарету.

— Полезный завтрак, товарищ майор, — кинул на ходу Даниил.

— Это моя диета, секретный рецепт, — подхватил Евтушенко. — Для того чтоб сердце билось бодрее. Ты, кстати, не видел женщину на входе? Мне сейчас дежурный позвонил, сказал, что она пришла поговорить по поводу Черепанова.

Даниил покачал головой. Погруженный в свои мысли, он не обратил внимания на темноволосую с редкой проседью женщину, сидевшую на скамейке у входа, прямо напротив окошка оперативного дежурного.

Женщиной оказалась сорокадвухлетняя Марина Ивлева. Как она сама сказала, знакомая Толика Черепанова.

— Я как узнала об этом, так сразу к вам побежала, — говорила она, сидя в кабинете у Евтушенко и Некрасова. — Боже, аж руки трясутся…

Даниилу показалось, что руки у Ивлевой тряслись отнюдь не потому, что она испугалась. На вид женщина была пьющей вне меры, да и сквозь пелену дешевого парфюма пробивался запах вчерашней гулянки.

Вид пьющей женщины вызывал у Даниила куда большее отвращение, нежели вид пьющего, опустившегося мужика. Обобщая весь свой жизненный опыт, Даниил приходил к мысли, что женщина, с присущей ей тонкостью души, куда сильнее подвержена разрушающим факторам.

Ивлева стеклянными глазами смотрела на Даниила. Смотрела долго, так, будто хотела ответного взгляда. Даниил лишь на секунду вгляделся в ее лицо, заметил мелкую сосудистую сеточку, покрывавшую впалые щеки. Одна лишь мысль о том, что эта женщина тоже может желать и, хуже того, намекать на интимную близость, заставила его неприятно напрячься.

— В каких отношениях вы состояли с погибшим? — задал вопрос Евтушенко.

— Ну… мы виделись иногда. Проводили время вместе, — чуть замявшись, ответила Ивлева. — Когда он в городе бывал. Вне работы. На работе ему, конечно, пить нельзя было…

— То есть вы с ним выпивали, я правильно понял? — подхватил Даниил.

— Да. По поводу, разумеется.

— Каждая встреча — это новый повод, — усмехнулся Евтушенко. — Ну да ладно. Меня больше интересует, когда вы в последний раз виделись с Черепановым?

Ивлева призадумалась.

— В прошлый четверг…

Майор кивнул, а Даниил чуть склонил голову набок.

— Чуть больше недели назад, я правильно понял? — спросил Евтушенко.

— Ну да, — Ивлева чуть растерялась, ведь оба милиционера выглядели озадаченными. — Он… позвонил мне. Пришел повидаться. Сказал, что вернулся в город по особой надобности. А он ведь говорил мне, что уволился. Ругался много. Уж не знаю, что там у них случилось, на этом месторождении. Может, не заплатили они ему. Не знаю. Но ругался он много. И молчал. Ругался, а потом молчал. Странно себя вел.

— Так, давайте-ка по порядку, — выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. — Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…

Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.

— Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание — золото.

— Молчание — золото? — переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.

— Да, — Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. — А можно у вас попросить?

Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.

— Спасибо, — сказала Ивлева и затянулась сигаретой.