Там, где меняют законы

Они вместе прошли в небольшой кабинет на втором этаже. Кабинет был хороший и светлый, и плотные шторы на окнах, несмотря на солнечный день, были задернуты, чтобы не давать бликов на вделанную в стену гроздь мониторов. Мониторы почему-то были выключены. В правом углу кабинета, близ стола, стоял пузатенький ребристый сейф. Показалось Черяге или нет — но Головатый кинул на сейф какой-то затравленный взгляд.

— Садитесь, — радушно сказал начальник охраны, и Черяга опустился в большое удобное кресло напротив стола.

Мониторы системы наблюдения вспыхнули на секунду, показывая пустой коридор банка и толпу на площади, и опять погасли. «Что-то у них барахлит система», — отметил Денис.

— Мой брат от вас шахтерам еду возил? — спросил Черяга.

— Нет, — удивился начальник охраны, — он четвертый месяц как ушел.

— Ушел? Отчего?

— Ну если точнее, его уволили. Вымогал у ларечницы деньги.

— И куда он ушел?

— Понятия не имею. Вы, конечно, брат и можете обидеться…

— Не обижусь.

— Он от нашего имени вымогал деньги.

Черяга помолчал.

— И что же вы с ним сделали?

— Не убили — и то скажи спасибо. Его счастье, что он только начинал. А то за такое и без яиц остаться можно. Дерьмо был ваш братец, Денис Федорович, и ваше счастье, что его вчера хлопнули, а не во время бандитской разборки. Потому что биографию он бы вам точно испортил — как же, важняк, а брат — в преступной группировке.

— Чьей?

— Я уже сказал — откуда я знаю?

В голосе начальника охраны неожиданно прорезалась истерическая нотка — так визжит басистая пила, натыкаясь на вросший в бревно гвоздь.

— А вы уверены, что стреляли именно по пикету? — спросил Черяга.

— А по чему же? По воробьям, что ли?

— Ну представьте себе, что стреляли по Вадиму, а пикет попался заодно.

— Да кому он сдался, — с досадой сказал Головатый, — тут вони от этого дела! Мэру уже из Москвы звонили, телефон оборвали. Кто будет так шестерку убирать — левой ногой через правое ухо?

— А кто стрелял в пикет?

— А я-то откуда знаю? Я начальник УВД или банк охраняю?

— Но говорят, туда днем подъезжал «Мерседес». Не так много таких машин в Ахтарске…

— А кто его знает, «Мереседес» или не «Мерседес». Там двадцать человек было, один говорит «Мерседес», другой «Вольво», третий «Пежо». Шахтеры что, в иномарках разбираются? «Мерседес» на слуху, вот они и говорят, — «Мерседес». А может, не «Мерседес». Может, «Ауди». А может, «Шкода», извините за неприличное слово…

— Ну, «Шкода» вряд ли…

— Согласен. Но факт остается фактом — любой ахтарский новый русский или авторитет мог вчера напороться на этот пикет. Вы думаете, в Ахтарске иномарок мало? Только у меткомбината — тридцать «Ауди». Ихний директор, Извольский, жутко кататься любит. Зальется по ушки — в тачку и в путь. Один гаишник его остановил и с работы вылетел. Теперь они так делают: все остальное движение блокируют, а тачка пьяного директора по осевой летит. Разобъется, так хоть в одиночку.

— Я его вчера по радио слышал, — сказал Черяга.

По радио директор Извольский вовсе не звучал, как человек, который рассекает по осевой. Он звучал, как человек, который катался по улицам — и расшибся насмерть.

Было ясно, что никаких животрепещущих фактов Черяге в этом кабинете не обломится, потому как господин Головатый из тех людей, кто относятся к фактам скупо, как Центробанк к золотовалютным резервам, и всегда предпочитают их хранить на донышке души или что у них там душу замещает. Черяга уже привстал, прощаясь, а потом вдруг неожиданно спросил:

— Аркадий Петрович, вы извините, что спрашиваю. Я отсюда пятнадцать лет назад уехал. Тогда, при советской власти, в городе куча собак была. Просто стаи повсюду бегали. А сегодня я ни одной собаки что-то не видел. Что с ними случилось?

— Съели собак, — сказал начальник охраны.

— Кто?!

— Как кто? Шахтеры. И сурков всех съели в степи.

Кабинет Головатого был расположен на втором этаже, сразу за длинной чередой дубовых дверей с табличками «председатель правления», «первый зам. председателя». Где-то сверху бесшумно дышал кондиционер, августовское солнце дробилось на свежепокрашенных стенах, и сквозь огромные окна площадь внизу и собравшийся не ней народ казались незначительной деталью пейзажа. Было крайне странно, что человек, ответственный за безопасность банка, не знает, к кому ушел его бывший охранник. По идее Головатый должен знать каждого братка в городе, и если он этого не знает — его пора выгонять за профнепригодность. Аркадий Головатый не производил впечатление профнепригодного человека.

Черяга медленно пошел к лестнице, разглядывая по дороге таблички.

— Дениска! Ты?

Черяга оглянулся. Из кабинета справа выглядывал полный сорокалетний мужчина с буйной шевелюрой и глазами цвета чернослива, прятавшимися за толстыми стеклами черепаховых очков.

Денис некоторое время стоял удивленно, а потом спросил:

— Кеша?

Иннокентий Стариков, более известный своим соученикам по 2-й городской школе как «попугай Кеша», рассмеялся и хлопнул Дениса по плечам.

— Каким ветром к нам занесло?

— В отпуск.

— И как же ты до нас добирался?

— На машине.

— Хорошая машина-то?

Денис молча ткнул в окно:

— Вон стоит.