Там, где нас нет

Она смотрела ему в глаза. Отводить взгляд во время важного разговора с отцом – не самая лучшая мысль. Будь у тебя хоть тысяча поводов повернуть голову, отец безошибочно определит истинную причину, и тогда ничего не спрячешь. Иногда эта его способность казалась сверхъестественной, честное слово, но других сказочных талантов у папы не было. Он не мог ни летать, ни проходить сквозь стены, так что умение читать дочкины мысли было, пожалуй, лишь развитым отцовским чутьем. Любитель старины, бакелитовых приемников и постеров ар-деко, для всех окружающих он был Джеффи, но для дочери иногда превращался в Джеффри.

– Да, хочу, – ответила она. – Мы обязаны туда сходить. Может, она там одна. Может, ей грустно. Может, она живет в невыносимых условиях или попала в беду.

– В невыносимых условиях? – Отец хотел напомнить, что лишний драматизм ни к чему. – Попала в беду, да?

– Конечно. Почему нет? Сам посуди: время от времени люди попадают в беду. Не только в кино или книжках, но и на самом деле. Вдруг ей нужна помощь? В любом случае мы… мы с тобой своих не бросаем.

Эмити не отвела взгляда. На сей раз не выдержал Джеффи. Опустил глаза и уставился на правый карман ее джинсов, где лежал фрагмент челюсти с тремя зубами. Такое чувство, что папа способен видеть сквозь джинсовую ткань и знает, какую жуть Эмити подобрала на газоне.

Она чуть не показала ему свою находку, чуть не выпалила, что этот мир еще страннее и мрачнее, чем кажется, что нужно спасти Мишель, забрать ее из этого города, где людей расстреливают в общественном парке, но тут поняла, что непроизвольно сунула правую руку в карман и стиснула осколок челюсти в кулаке. Вот что заметил папа: напряженную руку и кулак в кармане. И еще – merde! – кулак ее дрожал. Дурацкий кулак выдавал ее с головой.

Выпустив зубы, она достала руку из кармана. Чуть было не отерла ладонь о штанину, но вовремя спохватилась: папа тут же поймет, что в кармане у нее какая-то гадость.

С предательской рукой нужно было что-то делать, и Эмити указала на ключ ключей:

– Ты же вроде разобрался, как им пользоваться. Если начнутся неприятности, перебросишь нас домой.

Джеффи повернулся к Прибрежному шоссе. Посмотрел на торговую улицу, на дома, ярусами стоящие на холмах. К счастью, в тот момент на дороге не оказалось огромных бронированных грузовиков – черных, без маркировки, с наглухо тонированными стеклами.

Тем не менее Джеффи сказал:

– Мне здесь не нравится.

– Мне тоже. Вот почему нельзя ее здесь бросать, пап. Может… может, ей без нас не обойтись.

Джеффи снова посмотрел ей в глаза. На сей раз никто не отвел взгляда.

– Ну хорошо. – Он сунул ключ ключей в карман и забрал книгу со скамейки. – Но только по-быстрому.

18

Прибрежное шоссе спускалось с холмов на севере, проходило через центр города, мимо парка и общественного пляжа и поднималось в холмы на юге. Вдоль дороги, квартал за кварталом, стояли мотели, гостиницы, магазины, рестораны и арт-галереи, ибо Суавидад-Бич давно уже был одним из популярнейших калифорнийских курортов. Но в этот день и в этом мире дефицит туристов (на тротуарах почти никого не было) нельзя было списать на одну лишь непогоду. Многие заведения были закрыты, а это говорило об экономическом спаде, а то и о кризисе.

Джеффи и Эмити вышли из парка и направились на юг. На втором перекрестке они заметили, что впереди, ближе к холмам, напротив галереи Гиффорда, стоит полицейская машина, а рядом с ней – черный фургон без маркировки.

– Неужели Эразма ограбили? – взволнованно спросила Эмити.

– Это вряд ли, – успокоил ее Джеффи. – Кто же станет грабить галерею?

В Суавидад-Бич жило множество художников и прочих людей искусства, а движущей силой этого процветающего сообщества давно уже был Эразм Гиффорд. На первом этаже его галереи продавались картины современных живописцев, в том числе и местных, чьи работы Эразм вывел на национальный уровень. Этажом выше были выставлены оригиналы давно почивших калифорнийских классиков и небольшая, но весьма серьезная коллекция постеров ар-нуво и ар-деко. Эти превосходные экземпляры шли по восемь, а то и десять тысяч за штуку.

Иногда Джеффи попадались постеры такого качества, что для перепродажи приходилось поднимать клиентскую базу Гиффорда, ведь только эти люди способны были дать за подобные находки нужную цену. В таких случаях Джеффи делил прибыль с владельцем галереи. Эразм был честный человек и страстно любил свое дело. Они с Джеффи быстро сдружились.

Теперь же Джеффи забеспокоился: как-никак у друга неприятности. Хотел перейти дорогу и узнать, в чем дело, но тут из галереи вышел Эразм в сопровождении двоих полицейских: руки заведены за спину и сцеплены наручниками, густые седые волосы перепачканы красным, а лицо – все в кровавых потеках, словно галерейщика ударили дубинкой по голове.

Фигурой Эразм – плечистый, крепкий, коренастый – напоминал Пабло Пикассо. В шестьдесят лет он смотрелся внушительнее, чем многие выглядят в тридцать пять. Сегодня, однако, плечи его поникли, голова упала на грудь, и вид у него был как у человека, проигравшего последний бой.