Там, где нас нет

Он был значительно тяжелее дочери. Ветви старого жасмина проседали и ломались под его весом. Трещало дерево, рвались зеленые листья, ароматные цветы осыпали землю белыми лепестками. Забравшись на стену, Джеффи поискал глазами Эмити. Она стояла посреди соседнего двора. Трава там была посвежее, чем у крокетиста, и ее недавно подстригали. Вместо бассейна Джеффи увидел поилку для птиц, а вокруг нее – садик в английском стиле с дербенником, шалфеем, розовыми флоксами и синими васильками.

К девочке спешила седовласая пара, мужчина и женщина. Лица у обоих были озабоченные, будто они искренне опасались за благополучие ребенка. Однако, подбежав к Эмити, они схватили ее за плечи – крепко, чтобы не вырвалась.

21

Мужчине было за семьдесят. Жилистый старикан: в молодости, наверное, увлекался футболом и ходил в спортзал. Он по-прежнему выглядел весьма внушительно, словно здоровенный пикап, намотавший четверть миллиона миль, но все еще способный выкорчевать дерево, если не порвется буксирная цепь. С такой копной белоснежных волос и вишнево-красным шнобелем он мог бы играть роль Санта-Клауса – не понадобился бы даже огромный накладной живот, – но в тот момент был похож на самого Сатану: глаза навыкате, лицо перекошено, зубы оскалены, словно он вот-вот начнет кусаться. Патриот, наверное. Или боится, что его лишат пенсии, если он упустит врагов народа. Старик схватил Эмити за плечо, а когда девочка попыталась вырваться, другой рукой стиснул ей горло.

Спрыгивая со стены, Джеффи крикнул:

– Щелкунчик! Давай-давай, Щелкунчик!

Пора было напомнить дочери, как положено вести себя со злоумышленниками (и воображаемыми, и вполне реальными), чьи темные помыслы – худший кошмар любого отца.

Но напоминать не было нужды, поскольку Эмити уже врезала нападающему коленом в пах. Старик, содрогнувшись, выпустил ее горло. Эмити ударила снова, на сей раз посильнее, и красная физиономия патриота-пенсионера вмиг сделалась серой, в точности как его шерстяная кофта. Он согнулся пополам, схватился за расшибленные гениталии, пошатнулся вправо-влево, а затем назад, словно разучивал сложное танцевальное па, но без особенного успеха. Наконец он уселся на землю с видом человека, впервые в жизни осознавшего, что гнев Божий – это не шутки.

Розовая кофта старушки прекрасно подходила к светло-голубой блузке и таким же слаксам с розовым ремнем. Женщина выглядела весьма нарядно, но лицом напоминала ведьму, готовую наслать на врагов эскадрилью летучих обезьян. Глаза ее пылали от ненависти. Применить «щелкунчика» ей не позволил бы артрит, но в этом не было необходимости, ведь у нее имелась штыковая лопатка с трехфутовым черенком. Старушка замахнулась на Джеффи, явно собираясь резануть его острием или сперва оглушить плоской стороной, а потом, когда он растянется на траве, перерубить ему шею.

Имея дело со столь пожилым противником, ожидаешь, что атака будет свирепой, но скоротечной: три-четыре удара лопаткой, не больше, ведь после этого дряхлое тело напомнит о многотрудной жизни болью в суставах. Старушка, однако, без устали размахивала своим оружием. Джеффи то приседал, то пятился, и лопатка, рассекающая воздух – вжух, вжух! – казалась ему не менее смертоносной, чем обоюдоострый меч. Громкоговоритель продолжал призывать законопослушных граждан к оружию, а розово-голубая гарпия, не переставая орудовать лопаткой, изрыгала слова, разительно контрастирующие с ее нарядом: «Ты, гад, говноед, предатель, урод!» – и выглядела точь-в-точь как почтенная бабушка, остро нуждающаяся в помощи экзорциста.

Дедушка тем временем лежал на боку в позе эмбриона, поскуливал и сожалел о том, что родился на свет. Схватив ведерко с несколькими дюймами воды и десятком свежесрезанных роз, Эмити запустила им в старушку. Цветы высыпались на траву, вода расплескалась.

Войдя в контакт с черепом лопатоносицы, ведро издало звук, какой бывает, если ударить в колокол – из тех, что поплоше и подешевле. Старушка пошатнулась, но сознания не потеряла. Выронив свое оружие, она отошла к поилке для птиц и оперлась на нее обеими руками, словно у нее вдруг случился приступ головокружения.

Эмити взглянула на отца и усмехнулась. Это была даже не усмешка, а маниакальная ухмылка. Ухмыльнувшись в ответ, Джеффи схватил лопатку и забросил ее за стену, в соседний двор – туда, где мужчина с раздробленной коленной чашечкой до сих пор отдыхал на дне пустого бассейна и, наверное, проклинал тот миг, когда решил спасти нацию от врагов народа и очертя голову бросился навстречу испорченному здоровью.