Дальше в песне рассказывалось, как ловко атаман управлялся с проходившими по вверенному ему лесу людьми всех сословий и ремесел — с шорниками, волхвами, переносчиками болезней, царями и королями вкупе с многочисленной свитой. Но конец был все равно грустный:
Судя по многим непонятным словам, песня была древняя, она передавалась разбойниками из поколения в поколение. Хотя разбойники обычно народ бессемейный и подолгу на свете не заживаются.
Жихарь остановился, то и дело оглядываясь — не зашли бы со спины.
Со спины никто не зашел: вся шайка, галдя и ругаясь, вылезла на дорогу. Разбойники оказались довольно странные. Было их шестеро, походили они друг на друга, как желуди на дубе. Невысокие, коренастенькие, заросшие мохнатым бурым волосом. Ни у кого из лиходеев не было ни лука, ни самострела. Только дубины, да и то довольно хлипкие.
— Стой, путник! — провозгласил тот, кто был у них, по всему видать, за старшего. — Мы — Семь Симеонов–однобрюшников — голос в голос, волос в волос! Семи редких ремесел люди! Лучше сразу покорись, отдай заплечный мешок, одежу и обувку: все равно ведь отберем!
— Где же вас семь? — спросил Жихарь. — Я только шестерых вижу!
— А не твое дело! — рявкнул атаман. — Любой из нас тебя в одиночку скрутит. Ты кто таков будешь?
Жихарь честно ответил, кто он таков и откуда. Атаман отер вспотевший лоб.
— Ну и ладно, что Жихарь, а не славный Невзор. Перед тем бы мы повинились и с почетом проводили…
— А передо мной повиниться не желаете? — спросил богатырь. Драки он не хотел, а хотел потехи — уж больно невеселыми были последние месяцы и дни.
Семь Симеонов дружно расхохотались — все шестеро. Потом они накинулись на Жихаря. Богатырь не сопротивлялся, дал стянуть с себя тяжелый мешок, паутинную рубаху, штаны и сапоги. Пусть ребята поликуют маленько, тоскливо ведь им в лесу…
Разбойники достали веревку и прикрутили богатырское тело крепко–накрепко к развесистому дубу.
— Сильней, сильней затягивайте, — распоряжался богатырь. — А то ведь я и рассерчать могу…
Разбойников снова разобрал смех.
— Вода нынче весной высокая стояла, — сказал атаман. — Так что мошки и гнуса ты не бойся. А потом какой ни на есть прохожий человек тебя отвяжет…
— Если бы… — вздохнул Жихарь. — Смотри лучше, в сапог не провались — вас туда трое запросто войдет…
Первым делом злодеи полезли в мешок с припасами. Особенно они обрадовались баклаге с Мозголомной Брагой.
Этого ни в коем случае не следовало допускать. Поигрался — и хватит. Богатырь еще раз тяжко вздохнул, напрягся — и только обрывки веревок полетели на траву.
Симеоны растерялись так, что атаман даже не успел выбить пробку из баклаги. А Жихарь, словно вихрь, уже метался среди замешкавшихся лиходеев, сам вязал их веревками и укладывал под дуб. Симеоны обзывались и скрипели зубами.
— Вот сейчас погоню вас, как скотину, в ближайшую деревню, — посулил богатырь. — За вас, поди, немалую награду можно получить…
— Нет, — понуро сказал атаман. — Мы еще, можно сказать, и поозорничать толком не успели. Разве что покормят тебя там: дадут сухую краюшку…
— И то хлеб, — сурово ответил Жихарь. — Имя мое запомнили?