Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

— А при том! — заревел старичок так, что богатырь вздрогнул. — Ныне все ваши воровские мокрые дела на ярмарках и базарах немедленно обнародуются и сообщаются во все страны света! Думал, в нашей лесной глуши пройдет? Чтобы с солнышком вашего духу здесь не было!

Богатырь тем временем пошарил под лавкой: вдруг Колобок чего подскажет.

Но сума хранила одну пустоту.

«Сперли Гомункула», — с досадой и жалостью подумал Жихарь.

— Что же я — своего коня не смею продать, честно выигранного в кости? — не унимался Мутило.

— Отчего же не смеешь? Имеешь полное право. Но с уздечкой, понял? И поводья передавать из полы в полу, как положено! Я сам на конный торг завтра выйду и посмотрю.

— Я его цыгану Маре намеревался продать, — Мутило набычился, как нашкодивший недолеток. — Его обмануть — святое дело! Скольких он обездолил — пусть–ка сам пострадает!

— За Марой здесь тоже приглядывают, не сомневайся, — сказал Полелюй. — Конечно, можешь его обмануть. Только не у меня на ярмарке. Выведи за ограду и обманывай…

Жихарь поднялся, сделал несколько шагов и встал, обняв столб у выхода, словно посторонний человек. В почерневшем небе проявлялись несметные звездные силы.

— А тебе, князь, и вовсе срамно участвовать в таком деле, — сказал Полелюй.

— Только не вздумай мне чужим именем назваться! Что люди скажут? С кем ты связался?

— Перед тобой, отец, не стану прикидываться, — Жихарь повернулся к обличителю. — Не от хорошей жизни это… Прошлый год в моем княжестве одни мухоморы только и уродились — хоть косой их коси!

— Вот и накосили бы, насушили, да нынче варягам и продали с великим прибытком! — сказал Полелюй.

— Был бы в твоих годах, так и сам бы догадался, — ответил Жихарь. — В общем, даю тебе княжеское и богатырское слово, что коня продадим как положено, с уздечкой и с поводьями из полы в полу. Деньги нужны неотступно.

— Слово дано — свидетелей мне не нужно, — сказал хозяин ярмарки и, пожелав доброй ночи, исчез во тьме вместе с фонарем.

— Ты с ума сошел, — сказал Мутило. — У этого Полелюя везде глаза и уши. Что — вот так, за здорово живешь, отдадим Маре нашего Налима?

— За здорово живешь не отдадим, — послышался голос Колобка. — Меня тут, в уголку, кое-какие мысли посетили.

— Ты где был? — ахнул Жихарь.

— Да так, прокатился вокруг, — сказал Колобок. — Устареллу эту я в оригинале слышал и даже видел… Очень жизненная вещь… Мы, господа товарищество, действительно сделаем все по–честному, только не будет цыгану Маре от этой покупки радости… А вот вам спокойной ночи не пожелаю, потому что…

И он не спеша, загибая пухлые пальчики на маленькой лапке, стал объяснять товарищам, что именно они должны сделать до рассвета.

— Как же их всех в темноте поймать? Это невозможно! — не согласился Жихарь.

— Лучше уж как положено — из полы в полу…

— Воистину — дай вору золотую гору, он и ту промотает, — вздохнул Колобок.

— Вы только наловите, а я уж договорюсь с ними по–своему. Это честную работу можно выполнять спустя рукава, а мошенничать следует на совесть…

— Аукцион! — догадался Мутило.

— Верно, — сказал Колобок. — Даже два аукциона: один вверх, другой вниз…

…Для того, чтобы изменить внешность, богатырю не требовалось множественных усилий. Достаточно было просто прикинуться дурачком, а делать это он умел и любил: расчесал рыжие кудри на прямой пробор, насовал в бороду веточек и щепочек, разул правую ногу, оставив левую в сапоге, вытаращил глаза и разинул рот. Теперь никто не подумает, что князь.

Жихарю как-то довелось услышать рассказ об одном заморском королевиче из Подгнившего Королевства. Тот, чтобы вывести на чистую воду своего дядюшку, через убийство родного брата взошедшего на престол, вот так же прикинулся дурачком, и все у него получилось как надо, за исключением одного: всех убил, но и сам в живых не остался, напоровшись на отравленный клинок. А на престол вскарабкался какой-то через тридцать три колена племянник…

Конское торжище огорожено было плетнем и делилось на две части: в одной стояли продавцы со своими скакунами, в другой толпились покупатели.

Кони были самые разные — от толстоногих битюгов до точеных скакунов, от старых одров до жеребят, от вороных до белоснежных, от мохнатых степных лошадок до гордых пустынных аргамаков.

Торговля тоже шла на разных языках, а то и вовсе на пальцах.

Покупатели швыряли шапки оземь, продавцы клялись своими богами, покупатели в гневе делали вид, что уходят, продавцы хватали их за руки.

Цыгана Мару было видно издали по красной рубахе. Он самолично не подходил к коням — к нему их подводили бойкие цыганята, повинуясь указующему персту, венчавшему длиннющую руку. Великий знаток лошадей даже не снисходил до ощупывания бабок и в зубы не заглядывал. Он то и дело морщился, сбивая цену, хотя рядом с ним стоял под присмотром тех же цыганят туго набитый мешок.

Жихарь входил в ограду, поотстав от Мутилы, высокомерно шествующего с Налимом в поводу. В левую полу кафтана Мутилы была ночью предусмотрительно зашита губка, впитывающая влагу. Жихарь на одном плече нес суму с Колобком, вытаращенным глазом следил, наблюдает ли за ними Полелюй.