Там избы ждут на курьих ножках

– Положи на землю и пожелай лесным отдать. Они столько земли выкупят у человека, сколько многие народы не имеют.

– Да-а? – удивилась Манька, что и прошлогодние листья цену свою имеют.

Вдаваться в подробности, какая и как, она не стала. От водяного много добра в реке водилось. Жили-были, плодились-размножались, и вдруг, на тебе, начнет судить соседа.

– Бери, от все души дарю, – кивнула Манька на сундук.

В другом помещении напротив, наоборот, столько гадости было – много больше, чем злата-серебра. Всякая блевотина, навоз, ведра с помоями, железо ржавое и плети, лошадиные и воловьи сбруи, несколько гробов с человеческими останками и синюшными и почерневшими местами покойниками, которые, к счастью, вели себя, как должно, лежали тихо и пускали пузыри от разложения. Куклы с человеческими волосами и ногтями, в основном, восковые, утыканные иглами, с оторванными руками и ногами, с обезображенной головой, кривые зеркала – и Манька выносила все это из избы, перво-наперво предлагая водяному. Но тот и радовался бы, но будто в полон себя продавал за богатства неисчислимые, глаза смотрели жадно, а упирался.

– Это, Маня, самой тебе пригодится, – по-дружески советовал он. – Узда какая! Крепче не бывает, сносу ей не будет! Придется лошадь запрячь, а где возьмешь? Ах, какая узда! – он прищелкивал языком и умильно ронял слезу, приживая уздечку и сбрую к сердцу. – Ты, Маня, не обманывайся ветхостью видимой. Не простая это узда, с нею и на небо, и в землю.

– Я же дарю! – возмущалась Манька.

– Ну, приберегу для тебя, – нехотя соглашался водяной, и тут же вскрикивал от изумления:

– Маня, блевотина эта – средство от всех хворей… Покойники эти, работают без устали – лучше работника не найдешь! И смирные, и зависти в них нет… А куклы-то, куклы! – умилялся он. – Это ж кто сколько добра в избу положил? Хоть тесто замешивай, чтобы дитя себе вылепить! – водяной плакал от счастья и брал бы все, но совесть не позволяла. – А навоз на землю положи – советовал он. – Пройдет полгода и увидишь, как заколосится пшеница на таком навозе… А помои-то, сытые какие! Вместо дрожжей используй, ложку помоев на бочку воды, сытнее корма не сыскать на белом свете!

Что-то сразу просачивалось сквозь пальцы кровавой слезой, и падали они на землю и оставались застывшими камушками или рубинами, если слеза была кровавая, или крупным бриллиантом, если слеза была чистая.

В последнюю очередь вынесла Манька резной сундучок, в котором лежала одна золотая монета из червленого золота, такая тяжелая, что рука не держала. На монете она с удивлением обнаружила круг уже со знакомой размашистой буквой А.

– Это тоже водяному отдать? – спросила Манька, разглядывая монету.

– Ну, другой и посоветовал бы, – ответил Дьявол, – но я на совесть никогда не жаловался. Он этой монетой и меня купит! Себе возьми – и золото, и камни. Украсишься когда-нибудь, когда железо сносишь. А то смешно, железо – и такое богатство! Нелепо будет смотреться. Это цена, которую я заплатил вампиру за его душу. Моя валюта! Можешь прямо сейчас положить ее в мой банк, надежнее банка нету! – заверил он. – Процентная ставка у меня один к одному! Купить на такое золото многое можно.

– Например? – живо заинтересовалась Манька.

Дьявол задумался.

– Царь бесплодных земель забрал твою плодородную землю, и я могу помочь тебе забрать его землю, как он забрал твою. Она, в общем-то, бесхозная, хоть и пустыня. На таком навозе, да на таких помоях, да с таким средством от всех хворей, ее уже пустыней не назовешь. Так черная кровь вампира хоть сколько-нибудь, да принесет тебе прибыли.

– А разве так можно? – прищурилась Манька.

– А почему нет? Я же Бог Нечисти! У меня не так, как у Бога бедного человека! Или пролей помои, навоз и мочу на себя саму. И будет земля твоя, как земля вампира, или подай мне валюту на блюде и купи у меня голову вампира, тут же принесу!

– Проклятие на него наслать? Подрезать его? – опешила Манька.

– Кто как не ты станешь самой паскудной нечистью, если нашлешь проклятие на Царя? Он же посылает через свою пустыню черных птиц, которые устрашают твою землю. И ты пошли. И они будут устрашать его пустыню. Тебе не привыкать скитаться по пустынной местности, а он еще так не жил, так что у него много появится пространных размышлений о жизни проклятого. Твоя земля, правда, тоже станет пустыней, но каждый, кто увидит ее, уже не соблазнится о ней. Но опять же, советую сначала сносить железо, чтобы ни одна тварь, поселившаяся в твоей земле, не пошла от тебя к вампиру на поклон.

– И что? У него будет пустыня, у меня пустыня… А где умное решение? И войдем в одни ворота города МилоСулимРу? Или обоим протиснуться осликами в МилАсурНам? Знаешь что…

Манька подбросила увесистый слиток золота, поймала его, неожиданно заметив, что крест крестов, болтающийся на цепочке на шее, вдруг изменился. Он вдруг стал прозрачный, как горный хрусталь, а в глубине его растекались брызжущие кровавые струи, наполняя крест крестов рубиновым светом. И еще он стал слегка теплым. И золото, и крест крестов потянулись друг другу, будто два магнита.