Там, вдали

Откуда он, паразит, взял, что жених поет? Может, ре-шил просто поиздеваться?

На жениха вообще-то не обращали внимания, не заме-чали. А тут посмотри -- действительно, сидит жених.

-- Давай!.. Але! Женихало петь будет, хэх!..

Кто-то не понял, в чем дело, заорал:

-- Горька-а!

Кто-то продекламировал:

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной!..

-- Да ти-ха! -- опять закричал Шкурупий. -- Просим же-ниха!

Когда так заорали, Петр заметно побледнел и, стиснув зубы, сидел и смотрел на всех злыми глазами.

-- Жених, дэва-ай! -- стонала своенравная свадьба.

Ольга посмотрела на мужа, подошла к нему, положила на плечо тяжелую горячую руку, сказала требовательно:

-- Спой, Петя, -- как кипятком ошпарила

-- Перестань, -- негромко сказал он.

Человек с вылинявшими глазами пробрался к ним, об-лапил Петра сзади и, обдавая теплым перегаром, загово-рил:

-- Есенина знаешь? Спой Есенина, -- и крикнул всем: -- Вы, щас -Есенина!

Его не услышали.

Петр сшиб с себя руки пьяного, встал и пошел на улицу.

Был тусклый поздний вечер, задумчивый, не по-осенне-му теплый. Кропотливо, въедливо доделывала свое дело осень. Это -- двадцать пятая в жизни Петра Ивлева, самая нелепая и желанная.

Он ушел в дальний конец двора, сел на бревно, уперся локтями в колени, задумался... Собственно, дум никаких не было, была удушающая ненависть к людям, визг, суетню и топот которых он слышал и здесь.

Из дома кто-то вышел. Петр вгляделся, узнал Ольгу, по-звал.

Ольга подошла, села на корточки перед ним.

-- Ну что?

-- Этот бардак надо разогнать, -- сказал Петр. -- Пусть догуляют сегодня и забудут сюда дорогу.

Ольга ответила не сразу.

-- Мне весело с ними, -- сказала нехотя.

-- Неправда. Ты просто... от скуки.

Ольга опять долго молчала.

-- С тобой-то разве веселее, Петя? Нет.

Петра передернуло от ее слов.

-- Правда, что ли?

-- Правда.

-- Хм... -- он не знал, что говорить. Решил быть тоже спо-койным. -Неделю прожили... и уже? Месяц-то протянем?

-- Не знаю, -- Ольга говорила серьезно, трезво.

Петра слегка начало трясти. Хмель, какой был, вылетел из головы: спокойствие Ольги было неподдельно.

-- Ты что говоришь-то? Ты думаешь?

Ольга вздохнула, положила голову ему на колени, сказа-ла, как говорят прочувствованное:

-- Опротивело все. Никого я не люблю, и ничего не хо-чу... Плевать на все. Не могу любить. Думала, сумею, -- нет.

Петр вконец растерялся.

-- Выпила лишнего. Я сейчас пойду выгоню всех, ты ля-жешь и отдохнешь... Надо отдохнуть, -- говорил и сам пони-мал: не то.

-- Не в этом дело.

-- А в чем?

-- Я устала.

"От чего?" -- изумился про себя Петр, но сказать это вслух не решился. Подумал про тех, в доме: -- Довели они ее, сволочи, закружили".

-- Побудь здесь, я сейчас приду.

-- Куда ты?

-- Спичек нет, пойду прикурю.

Ольга села на бревно, тоже склонилась, сказала негром-ко, с грустью:

-- Не шей ты мне, матушка... Не надо...

Ивлев вошел в дом.

-- Так! -- громко обратился он ко всем. -- Собирайте шмотки и вытряхивайтесь отсюда!

Те, кто услышал это, остановились, замолчали, с ин-тересом смотрели на него.

-- Я кому сказал?! -- заорал Ивлев. -- Марш отсюда! И больше чтоб ни одна сволочь не появлялась здесь!

Теперь его слушали все. Прямо перед ним стоял без пид-жака человек с вылинявшими глазами.

-- Ты на кого это, сопля, голос повысил? -- спросил он довольно трезво. -- А? Вошь, ты на кого орешь? Ты чье се-годня жрал-пил? А?

-- Семен! -- предостерегающе сказал Шкурупий.

Семен двинулся на Ивлева.

-- Ты на кого голос повысил?!

Петр, не дожидаясь, когда набычившийся Семен кинет-ся на него, сам выступил вперед и хлестко дал ему в челюсть. Семен, взмахнув руками, мешком стал падать. Его подхва-тили. И сразу, как по команде, на Ивлева бросились четве-ро. Так дружно кидаются на постороннего, на чужого в сво-ем пиру. Ивлев отпрыгнул в сторону, сорвал со стены ружье, взвел курки...

-- Постреляю всех, гадов, -- сказал негромко.

Четверо наскочивших попятились от ружья. Зато Семен, очухавшись от удара, опять полез на хозяина. Его схватил сзади Шкурупий... Семен стал вырываться, Шкурупий от-пустил его и, развернувшись, ахнул кулаком по морде. Се-мен рухнул на пол, как куль с овсом.

-- Пошли. Действительно поздно уже, -- спокойно сказал Шкурупий, глядя на Ивлева маленькими пронзительными глазами. -- Спасибо, хозяин, за угощение.

"Этот припомнит мне", -- подумал Петр.

Пока разбирались с одеждой, пока одевались, он стоял в стороне с ружьем, караулил движения парней. Кто-то хи-хикнул и сказал негромко:

-- Весело было нам.

И тут вошла Ольга. Остановилась на пороге, пораженная диковинной сценой. Посмотрела на Петра, ничего не ска-зала, только прищурила глаза. Тоже оделась и ушла вместе со всеми. Случилось все это как-то поразительно быстро.

Потянулась бесконечная ночь. Петр сперва ходил по ком-нате, мычал от бессильной ярости, думал:

"Придешь, никуда не денешься. Подумаешь -- обидел сволочей".

Потом стало невмоготу. Сел к столу, начал пить. Но сколько ни пил -- не брало. Только на душе становилось еще муторнее. Он выругался, встал и опять начал ходить.

"Неужели совсем ушла?"