– Мистер Смелкофф, вы гей? – спросил меня Джо Финн, темнокожий мужчина средних лет, старший научной группы, выделенной мне в помощь. Вопрос был задан негромко, доверительно, когда я подошел к его компьютеру проверить выполнение текущей задачи.
– Почему гей?! – опешил я. А кто бы на моем месте не опешил? – Нормальная у меня ориентация, традиционная. А вы с какой целью интересуетесь?
– Понимаете, – замялся Финн, – я наблюдаю за вами уже неделю и пока не заметил ничего необычного. Просто давно не встречал белого парня – гетеросексуала на высокой должности. Может, ваши предки были коренными американцами? Или у вас в жилах течет афроамериканская кровь? Надеюсь, я не задеваю ваши чувства своими расспросами?
– Да нет, наверное, – по-английски это прозвучало как «No, probably not». Все-таки насколько родной язык богаче! – Мои предки все русские, никакой другой крови в наличии нет.
– А, русский…это многое объясняет, – обрадовался Финн. – У нас много эмигрантов, их права также защищают на всех уровнях. Вы говорите почти без акцента, поэтому я и не подумал…
– Да, а как же Майкл Митчелл, наш куратор? – спохватился я. – Он, если не ошибаюсь, тоже белый мужчина традиционной ориентации. Или ошибаюсь?
– Разведчики – это другое, – отмахнулся Финн. – Почти единственное место, где до сих пор ценятся умения и способности, а не происхождение и ориентация. Надеюсь, я не сказал ничего лишнего? – спохватился он и оглянулся.
– Джо, дорогой, вы меня знаете не первый день. Дальше меня разговор не уйдет. Как говорят у нас – зуб даю! С учетом дороговизны услуг стоматологов, это страшная клятва. Говорите, я вас внимательно слушаю.
Мне удалось разрядить обстановку, Финн снова расслабился.
– Раз вы иностранец и, наверное, привыкли к работе в иных условиях, я должен открыть вам глаза, если вы до сих пор не в курсе. Понимаете, в американской науке сейчас все сложно. Как и в политике, искусстве, спорте. Мы сами загнали себя в угол, поддавшись современным течениям, сбили приоритеты, погрузились в хаос самовыражения. Возьмем для примера мою лабораторию. Старые критерии отбора персонала теперь признаны негодными, нарушающими права и свободы, а новые…ну вот в моей группе работал прекрасный молодой человек, талантливый, смелый. Он предлагал идеи, от которых захватывало дух. Так его убрали, заменили на Сьюзен Каперино, да-да, на ту самую, которая нажаловалась на вас в первый же день работы. А все потому, что ее показатели лояльности гораздо выше! Она лесбиянка, феминистка и наполовину мексиканка. Не назову ее недостаточно способной, нет, она держит хороший ученый уровень, но ведь Сэм был почти гениален… А сейчас вынужден работать на ферме, чтобы прокормить семью. И так везде, куда не взгляни. Не мне бы говорить, не с моим цветом кожи, но очевидно же, что проблема наступает, от нее не спрячешься. В конце концов пострадают все, и те, кто принимает решения, и простые потребители. Эффективность достижений падает во всех отраслях, от кинематографа до фармацевтики…. Страшно за будущее Америки, ужасно наблюдать, как она теряет былое величие…
– Я понял. За державу обидно… – поддакнул я.
– Именно, – закивал Финн. – Я рад, что вы меня поняли. И рад, что вы русский…Честно говоря, я терялся в догадках, как вам удалось стать главным в таком ответственном проекте. В голову лезли самые странные мысли и даже подозрения. Не скрою, на секунду мелькнула надежда, что возвращается традиционный мир, призрачная, конечно… В общем, вернемся к делам текущим, в реальность… Да, надеюсь, мистер Смелкофф, этот разговор действительно останется между нами. Не забудьте, в случае чего я всегда смогу обвинить вас в расовой дискриминации.
Сказав это, Финн хитро улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ. Кажется, с этим парнем мы сработаемся, как надо для дела. Для моего дела.
***