Там, за передним краем

— Правильно говорил Никитин: красный цвет — это борьба, это вперед. Силу он особую человеку придает. На себе испытал. Было это перед наступлением. Как и положено, получили мы тогда сухари, сало. Патронами, гранатами побольше запаслись. Присел я в траншее, диски вот так же автоматные проверяю, запалы ввертываю в гранаты, пробую, хорошо ли вещмешок прилегает. Обычным солдатским делом занят. И тут подходит ко мне наш замполит. А за день до этого меня во взводе агитатором назначили. Так что я вроде небольшим политработником стал. Поздоровался со мной капитан, поинтересовался настроением. Обычное, говорю, солдатское. Ведь нам для настроения совсем немного нужно: харч, патроны и приказ.

— Иногда и сто грамм не мешает, — вставил Ушаков.

— Даже охотник, если он порядочный, — повернувшись к Ушакову, произнес Никитин, — перед охотой и во время ее никогда в рот спиртного не возьмет. А ты — перед атакой сто грамм. Конечно, если жить надоело. Дурь в голову ударит, и попрешь напролом. Сам, наверное, видел пьяных фашистов в бою. Бьют их, как слепых котят. Другое дело — после боя. Тут уж остограммиться сам нарком велел. А до — ни-ни.

— Да я что, не понимаю, что ли? — обиделся Ушаков. — Боже избавь перед атакой или поиском. После — оно конечно. Душа просит. А она у меня широкая, ей сто грамм маловато.

— Потому и на хутор к латышу бегаешь, — поддел Муравьев. Это он намекнул на один случай, когда Ушаков во время учебных занятий (отрабатывали хождение по азимуту) из ближайшего хутора под хмельком пришел. Кругом засмеялись.

— Да перестаньте вы, — повысил голос Никитин. — Дайте человеку рассказать. Продолжай, Данила, — попросил он Сазонова.