Священник тем временем приблизился к старшему на опасное расстояние. Глянув в его безумные глаза, чекист дрогнул. Раздался выстрел. Один, второй, третий. В церковной пустоте звуки выстрелов казались особенно громкими и зловещими. Священник свалился замертво у самых ног чекиста. Откинув ботинком руку покойника, чекист развернулся и вновь подошёл к иконостасу. Теперь ему уже никто не мешал снимать икону. Затем он поднял её над головой и, радостно улыбаясь, вынес её на улицу.
— Ну что? — торжествующе крикнул он. — И вот этой деревяшке вы приписываете чудодейственную силу? Попы вам разум совсем помутили. Тьфу! — плюнул он сначала на землю, затем опустил икону и плюнул на неё.
Стоявшие вокруг селяне охнули и некоторые принялись истово креститься. Старший чекист тут же шваркнул иконой о землю.
— Кобылин, подними икону и к нам, в Чека. Да под замок, понял?
— Как не понять, товарищ Никанов.
— Кто здесь секретарь партячейки? — спросил Никанов, оглядывая стоявших вокруг крестьян.
— Я! — вышел вперёд усатый мужчина лет сорока в поношенной солдатской шинели. — Афанасий Вёшкин.
— Вот что, товарищ Вёшкин. Прикажи сейчас же церковь заколотить, а попа, который в ней остался, под твою личную ответственность, ни в коем случае не хоронить.
— Как же не хоронить человека-то? — выкрикнул кто-то из толпы.
— Поп — не человек, — оглянулся на выкрик Никанов. — Поп — служитель культа, одурманивающего народ. Ваш же, мужиков, одурманивает.
И вдруг в толпе крестьян произошла резкая перемена настроения. К площади перед церковью подтянулись почти все мужики и бабы, жившие здесь: слух о глумлении над священной иконой пронёсся быстро; нужен был только заводила. И такой заводила нашёлся.
— Стеной пойдём выручать Божью Матерь! — воскликнул седобородый, но ещё довольно крепкий и кряжистый мужик.
Он схватил в руку охотничье ружьё и направился к чекистам. Те же заметили его слишком поздно. Толпа уже была взведена и готова к бунту.
— Долой большевиков-антихристов!
— За нашу Божью матерь!
— К машинам, к машинам! — закричал Никанов. — Разворачивай машины и готовь пулемёты!
— Мужики, бабы! Да вы что? — пытался образумить селян Вёшкин.
Но его уже не слышали ни селяне, ни чекисты. Началась перестрелка. И прежде, чем чекисты успели добежать до двух грузовиков, на которых они приехали, двое из них упали замертво. Ранили в плечо и самого Никанова. Но уже в следующий миг застрочили пулемёты. Но селяне шли, ничего не замечая, по трупам своих земляков, по раненым. Лезли напролом. Глаза страшные. Матери выставляли детей перед собой и с криками:
— Матушка, заступница, спаси, помилуй, все за тебя ляжем!.. — сами падали на уже бездыханные тела своих детей.
Практически всё село было расстреляно. Кого не убили в тот раз, ушли либо в леса, к Антонову, либо подались в город на заработки или к родичам. Потому что здесь уже делать было нечего и жить не на что: в отместку за нападение на отряд, Никанов отдал приказ пройтись по каждой избе и взять оттуда всё, что представляло хоть мало-мальскую ценность.
50
Антонов заглядывал в сёла, ограбленные продотрядами, и сочувственно покачивал головой, глядя на смурные лица крестьян.
— Да вы не платите развёрстку, — советовал он.
— Долой Советы! Идите за нами, мы вам дадим всё: соль, керосин, защитим от красноты, — вторил ему брат Дмитрий. — У нас вы получите всё, чего не дают Советы.
Для тех сел, где было много дезертиров, главный пропагандист и идеолог Антонова Ишин придумал особый лозунг: "Да здравствуют дезертиры Красной армии!". Там же, где уже были организованы советские совхозы, годился клич: "Грабь совхозы!"
С подачи Дмитрия Антонова по окрестным сёлам пошёл гулять куплет:
Идея у Антонова была проста: объединить дезертиров; завоевать авторитет у тех, кто не хочет платить развёрстку (а таких на Тамбовщине было большинство); подходили и просто жулики, желавшие пограбить совместное имущество (значит, ничейное) совхозов. Пользуясь тем, что практически никто из селян дальше своего волостного, реже уездного центра носа никогда не совал (некогда особо было разъезжать), срабатывала и типичная дезинформация, подсказанная Антонову Ишиным, о том, что Советы-де остались только на Тамбовщине. В других губерниях их давно разогнали.
Мужики пошли за ним. Совхозы Кирсановского, Тамбовского, Борисоглебского уездов стали гореть ярким пламенем, кони, снаряжение и фураж перекочёвывали в леса к Антонову. Разгоняя Советы, Антонов не оставлял в живых и советских работников, в первую очередь, естественно, коммунистов. Сёла Туголуково, Каменка, Верхоценье и ряд других, уже к весне девятнадцатого года стали антоновскими. Особенно понравилась народному вождю Каменка, большое село в Тамбовском уезде. Её он и решил сделать своим опорным пунктом и разместить там свой штаб.