Тамерлан

Если когда-либо «священная война» и насаждение ислама в его программе существовали, — в чем мы сильно сомневаемся, но что он неустанно повторял, — то здесь он потерпел страшное поражение. Да, мы знаем Тимура довольно хорошо, чтобы не видеть в нем фанатика и понимать, что он использовал мусульманскую идеологию в политических целях. И все же он был мусульманином сознательным, усердным и образованным, даже если в его исламе содержалось немало шаманистcкого, а также языческого субстрата. Но вот парадокс: наиболее очевидным результатом Тимуровых «священных войн» стало ослабление и уничтожение наиболее могущественных мусульманских держав того периода: он привел Османов на самый край их гибели и дал пятьдесят лет жизни Византии и Восточной Европе, что, по правде говоря, в то время было немало; он подложил под Золотую Орду достаточно большую мину, чтобы, подорвавшись на ней, она оказалась уязвимой для готовившихся русскими ударов и превратилась (не напрямую) в могильщика ислама в степях Восточной Европы; он вверг исламскую часть Индии в состояние полубезвластия на целых полвека, если не больше; унизив Мамлюков, он частично подорвал авторитет сирийско-египетского союза. [257]

Быть может, скажут, что действовать по-другому он не мог, так как его соседями были только мусульманские страны, и что в своих экспансионистских устремлениях миновать их ему было невозможно. Однако нельзя не признать того факта, что, достигнув рубежей исламских территорий, он никогда не проходил их насквозь. Кто смог бы помешать ему, имей он желание действительно вести «священную войну», двинуться на немусульманские государства Индии или овладеть Византией и Восточной Европой? Отчего он не напал на Москву и русские княжества? Всякий раз он останавливался на пороге того, что ему было чужим, как если бы один ислам являлся его законным полем деятельности. Единственными фактами его борьбы с «неверными» стали действия в Моголистане, а также операции, предпринятые против афганских кафиров, христиан Кавказа и Смирны, если оставить в стороне то печальное событие, в которое превратилось разграбление итальянской торговой колонии в Тане. И еще: где и когда ставился им вопрос обращения в «истинную веру»? Нельзя же серьезно рассматривать в этом плане отступничество грузинского царя и кашмирского раджи-индуиста…

Если Тимур и послужил делу распространения ислама, то опосредованно, через вынужденное мирное сожительство шаманистов и мусульман, мирволение дервишам и, может быть, главным образом, поддерживая международную торговлю: точно известно, что мусульманские купцы расходились по ближним и дальним странам с Кораном в руках…

Вместо империи Тамерлан построил прекрасное, мирное, процветающее, авторитетное, хорошо управляемое и относительно монолитное государство; по меньшей мере такое, каким оно тогда могло быть, имея своим населением тюрок и иранцев, живших в границах обширного Ирана; и ничто не указывало на то, что из чрева его не возникнет великой империи и что он сам не будет долгожителем. Ничего не упуская из виду и заглядывая далеко вперед, учитывая способности сыновей и внуков, Тимур пытался создать систему наследования, наиболее удовлетворяющую условиям тюрко-монгольского мира, который (и это один из его главных недостатков), как мы теперь знаем, таковой не имел никогда и нигде на своих землях, даже в Османской империи.

Ничто не сделалось так, как хотелось Великому эмиру. На трон взошел вовсе не назначенный наследник. Без распрей из-за наследства не обошлось. Не только были оставлены в покое ранее обескровленные страны, некоторые из которых становились опасными, но сама держава не смогла сохранить единство и очень скоро потеряла часть земель; через сотню лет от нее не осталось ничего. Но здесь тоже возлагать на Тимура всю вину нельзя; впрочем, не надо забывать и того, что дети представляют собой то, какими их сотворили родители и что они в них вложили. [258]

Тамерланово наследство

Соблюдая верность тюрко-монгольской традиции, Тимур выделил по отдельному уделу каждому сыну и внуку. Вместе с тем им было высказано пожелание, чтобы у кормила власти встал его внук Пир-Мухаммед, старший сын Джахангира, его собственного старшего сына. Этот порядок, когда наследника назначают согласно принципу первородства (кстати, весьма плодотворному), для тюрок традиционным не был, и Великий эмир в данном случае более руководствовался общепризнанными достоинствами юного наследника, чем его местом в семейной иерархии. Когда бы Тимурова воля была исполнена, весь ход истории Тимуридов — и, как следствие, история мира — возможно, принял бы совершенно иное направление.