Таможня дает добро

А в последние две недели таможенники словно с цепи сорвались, озверели, и договориться с ними было невозможно. Родственник Сокола, который раньше работал и служил сержантом белорусской таможни, разбогател и со службы ушел, отбарабанив три года. Он построил себе роскошный дом на латышской стороне, оформил его на какого-то родственника и жил безбедно, можно сказать, припеваючи, пару раз в неделю наезжая к родителям. Пьянствовал, кричал, распевал песни, а затем переезжал в Латвию.

Раньше Василий с Антоном платили ему, и все шло у них как нельзя лучше. Тот договаривался с латышскими коллегами, и те закрывали глаза, пропуская «Ниву», груженную контрабандным товаром. Сейчас же у Василия Круталевича и Антона Сокола в сарае хранилось сорок килограммов вольфрамовой проволоки, на которую уже был покупатель в Латвии. Единственным условием, которое было поставлено перед контрабандистами, так это самовывоз, самостоятельная переброска товара на другую сторону Двины.

Самым сложным для контрабандистов была дорога к Двине. По шоссе и по проселкам не пройдешь, там все схвачено. Все дороги и проселки пасут таможенники и милиция. Да еще белорусский президент начал борьбу с вывозом товаров за пределы республики. Президента контрабандисты не то что не любили, они его ненавидели, ненавидели люто — так, как можно ненавидеть своего кровного врага. Они посылали на его голову самые страшные проклятия.

В десять Вечера Круталевич с Соколом загрузили в коляску мотоцикла весь вольфрам, предварительно разложенный в два рюкзака. План у них был прост: перевезти вольфрам на другую сторону Двины, там где-нибудь спрятать, а затем легально переправиться на пароме на другую сторону и прийти к своему тайнику уже с покупателем. Вручить ему металл, получить деньги и так же вполне легально, паромом, вернуться в Беларусь. Но это была последняя часть операции, а первая и самая важная заключалась в том, чтобы переправить металл на другую сторону Двины.

И здесь Антон Сокол проявил, как всегда, изобретательность и находчивость. Упаковывая металл в коляску мотоцикла, Антон негромко бурчал:

— Ну вот смотри, все просто, как дважды два. Сколько будет дважды два?

— Пять, — шутливо бросил Круталевич.

— Пять… Не пять, братец, полштуки зеленью, понял? С дедом Мазаем я договорился.

— С каким еще, Мазаем?

— Ну с тем Мазаем–Михасем, который живет на хуторе возле малой речки.

— Возле Быстрянки?

— Быстрянка, засранка… Какая на фиг разница? Главное, что у него хорошая лодка.

— Ну и дальше?

— Вода сейчас высокая, ты хоть это усек?

— Знаю, что вода не сильно упала.

— Так вот, по Быстрянке от дедова хутора сплавимся в Двину.

— Ты что, с ума сошел? Речка через болото течет, она вся деревьями завалена!

— Ха–ха, деревьями! — засмеялся Антон. — Ты про это забудь. Дед сказал, на лодке пройти можно.

— Что, волоком лодку переть?

— Зачем волоком? Она нормально проходит. Дед в Латвию картошку возил и сахар. Если он один прошел, то мы с тобой как дважды два четыре.

— Дважды два — полштуки баксов, — мужчины рассмеялись.

— Давай сверху палаточку кинь.

Металл закрыли палаткой, порванной, старой, коричневой польской палаткой. Сунули две удочки, спиннинг, подсак.

— Ну вот, теперь все выглядит как положено. Антон зашел в дом, простился со своей женой,

потрепал ее по крутой заднице и зашептал на ухо:

— Ну, Наташка, скоро приеду.

— Когда скоро? — настороженно спросила молодая женщина.

— Скоро — это когда все сделаю.

— Смотри, только осторожнее, Антон, — как всегда, отправляя мужа в контрабандный рейс, пробормотала жена и чмокнула в небритую щеку.

Антон скривился. Там, в Латвии, у него жила любовница, и если он задерживался, то, конечно же, задерживался у нее, оставляя часть нелегально заработанных денег своей пассии. Любовница имелась и у Круталевича. Они всегда заходили к ним, когда бывали на другой стороне. Так как мужчины наведывались в Латвию раз в неделю, как минимум, то раз в неделю они и навещали своих возлюбленных. Пили с ними водку, занимались грубым сексом и были, в общем, довольны жизнью.

Женщины получали удовольствие не столько от секса» сколько от зеленых банкнот. Ни жена Круталевича, ни жена Сокола о существовании любовниц на другой стороне даже не подозревали. А усталость мужчин, их издерганность списывали на тяжелую ночную работу.

Антон вышел. Круталевич стоял возле мотоцикла, куря сигарету, поглядывая на темное небо, которое заволокли тучи. Накрапывал мелкий дождь. Погода сложилась как нельзя лучше.

— Главное, чтобы ливень не начался.

— Не будет ливня, — глядя на ветки отцветающего сада за забором, произнес Сокол. — Я тебе точно говорю, ветер дует, ливня не будет, так что не бойся.

Он воткнул ключ, трижды дернул педалью. Мотоцикл затарахтел, фыркнул синеватым дымком.

— Садись, — сказал он, обращаясь к Круталевичу.

Тот взгромоздился, уцепился за скобу.

— Ну, с богом. В добрый путь, — поправляя шлем, сказал Сокол.