Таможня дает добро

— А то у кого же? Этого мудака я давно знаю. Дорогин, плохо скрывая злость, опустил руку в карман и вытащил паспорт. Овсейчик ждал, что Сергей сам подаст ему документ, но тот не поднимался, держа паспорт в двух пальцах на отлете.

Таможенники переглянулись.

Наконец Овсейчик крякнул и все-таки поднялся. Развернул документ, полистал его и вернул владельцу.

— Свой российский паспорт засунь себе в задницу. А теперь так, слушай и хорошо запоминай: здесь пограничная зона, без специального пропуска въезжать в нее нельзя. Правильно я говорю, дед?

— Правильно, — нехотя согласился старик.

— А ты, как я посмотрю, нелегально проехал. Значит, я могу тебя задержать.

— Ты сейчас не при исполнении.

— Таможенник всегда при исполнении, — хмыкнул Овсейчик.

— Если ты тут поставлен следить, чтобы никто без разрешения в зону не въехал, то, значит, хреново свою службу несешь, ведь я тут.

Дорогин напрягся. Он чувствовал, сейчас может начаться драка.

— Овсейчик, послушай, — взмолился дед Михась, — ты что, не видишь, человек на девять дней к другу приехал? Не место сейчас ссориться и права качать.

— Я ему просто напомнил, — уже более миролюбиво сказал таможенник. — Так, мужик, у тебя есть время, пока солнце не село, дуть подальше от границы. Ты в Браславе номер снял, туда и езжай.

— Не ты мне будешь указывать, — Муму поднялся, и Овсейчик сразу же отступил на полшага, Дорогин оказался выше его на целую голову, да и в плечах пошире.

— Мужики, на поминках не дерутся, — встрял дед.

— Если он сейчас уедет, то и драки не будет. Дорогин был из тех людей, которые не любят,когда им приказывают, но пока он сдерживал себя.

— Ну, так понял или нет? — сузив глаза, спросил Овсейчик.

— Я слышал, что ты сказал, — процедил сквозь зубы Муму и тронул старика за плечо. — Пошли.

Стоило Дорогину открыть дверцу машины, как из нее прямо-таки метнулся пес, сидевший до этого тихо. Дорогин еле успел схватить его за ошейник. Зверь рвался, пытаясь высвободиться.

— Назад! — кричал Сергей, запихивая пса в машину. — Назад!

— Собака и та сволочей чует, — приговаривал старик, косясь на разъяренную псину.

Дорогин сел за руль. Старик рядом. Захлопнули дверцу. Пес бросился к заднему стеклу и забился в него мордой.

— Зря ты с ними заедался, — говорил старик, когда машина разворачивалась на лугу под пристальными взглядами таможенников.

— Если бы я с ними заелся, — усмехнулся Дорогин, — они бы не стояли сейчас, а лежали.

— Ты их не знаешь, — пробормотал старик.

— И знать не хочу. Показывай, где твой хутор.

— Я и пешком дойду, ты лучше в Браслав езжай, не связывайся с придурками.

— Со мной или по–хорошему разговаривают, или никак.

«Нива» въехала в лес, на ту самую дорогу, по которой спустился к речке мотоцикл таможенников.

— Он что, над нами издевается? — прохрипел Овсейчик. — В Браслав — в другую сторону!

— Подвезет старика и вернется, — заметил более миролюбивый коллега.

— Ты, по–моему, не понял, что он за птица и какого хрена ему здесь надо? Я с ним по–хорошему говорил, а он на грубость нарывается.

— Ты поосторожнее. После того, что мы тут натворили, лучше какое-то время посидеть тихо.

— Чтобы я тихо сидел?! — зло рассмеялся Овсейчик, поднимая за горлышко бутылку водки и выливая в рот остатки. — Или он отсюда уберется, или я — не я буду!

— Успокойся.

Широко размахнувшись, Овсейчик запустил бутылку в реку, но переусердствовал. Стекло звякнуло на другом берегу, осколки сверкнули в лучах заходящего солнца.

— Садись, — крикнул он напарнику. Тот неохотно повиновался, сел на подрагивающий мотоцикл. — А теперь держись!

Переднее колесо приподнялось над травой, и клочья дерна полетели из-под протектора. Пьяный Овсейчик вел мотоцикл еще агрессивнее, чем на спуске к реке. Его подбрасывало на ухабах, мотоцикл по несколько метров пролетал, не касаясь земли. Его напарник, сержант Михальчук, двумя руками обхватил Овсейчика сзади и сжал так крепко, что старший сержант с трудом дышал. Но злость на Дорогина и на деда была такой сильной, что он лишь чертыхался и время от времени разражался длинными тирадами бранных слов — всеми, которые только знал, ставя их во всевозможные падежи применительно ко всему, что видел.

— Не тискай меня! Я ж не баба!

— Боюсь свалиться! — прокричал прямо в ухо Овсейчику Михальчук.

— И не ори, как кабан, которому в бок длинное шило воткнули!

Оказалось, что догнать на лесной дороге «ниву» не так-то просто. Машина повышенной проходимости мчалась по корням, лесным ухабам не хуже мотоцикла.

— Держись! — крикнул Овсейчик, поняв, что сейчас сможет сократить дорогу.

Мотоцикл вильнул влево и помчался по узкой лесной дорожке, еле различимой среди травы. Михальчук, сидевший без шлема, втянул голову в плечи и уткнулся темечком в спину Овсейчика. Он слышал, как хлещут по головам и спинам ветви, как хрустят под колесами сухие сучья. Дорога пошла в гору, и таможенникам показалось, что мотоцикл мчится прямо в небо, темное, вечернее. Достигнув вершины холма, мотоцикл пролетел метров пять и с ревом покатился вниз.