Читаем Танатонавты полностью

Учебник истории, вводный курс для 2 класса

162. Мох-4

К всеобщему удивлению, третью коматозную стену пробил экипаж еврейского колледжа города Страсбурга под руководством раввина Фредди Мейера. У танатонавтов-талмудистов появилась гениальная идея: путешествовать не в одиночку, а группой. Раввин Мейер обнаружил, что большинство погибших разведчиков пытались слишком сильно растянуть свою эктоплазменную пуповину, которая лопалась на подходе к Моху-3. Вопрос: что более прочно, чем одна нить? Ответ: например, три сплетенные нити. Отсюда получается, что надо только лететь в группе, сплетя свои пуповины.

Методика: первое отделение прикрытия из трех раввинов охватывает и защищает пуповины двух других разведчиков, которые охраняют командира подразделения Мейера, которое могло бы проникнуть на Континент Мертвых без риска эктоплазменного разрыва.

Аргументы Мейера были вескими: шесть сваренных лент прочнее, чем одна. То же самое должно быть и с пуповинами.

Разумеется, риск присутствовал: один отказ и вся пирамида развалится! И все же эта задумка у страсбуржцев удалась.

В прямой трансляции по американским телеканалам раввин Мейер объявил, что позади Моха-3 находится обширнейшая равнина. Процессия усопших, выстроившихся в колонну, медленно уходила в бесконечность, а что их там ждало — неизвестно.

— А что, если мой отец все еще там, в этой очереди? — воскликнул Рауль.

И с этого мига он позабыл всю свою хладнокровность. Он захотел как можно быстрее встретиться с раввином-танатонавтом и его учениками. Страсбуржцы охотно согласились приехать к нам, на танатодром «Бют-Шомон».

Невысокий и добродушный раввин Мейер носил непроницаемые черные очки, которые вкупе с его лысоватой седой головой производили странное впечатление. Сюрприз: глаза за стеклами оказались закрыты. Когда он споткнулся о кресло в пентхаусе, я, грешным делом, подумал, что он слегка поддатый, но стоило ему заговорить с вечно сомкнутыми веками, как я понял, что пионер танатонавтики был слеп. Слеп!

— Это вам не мешает при исследованиях?

— Эктоплазме глаза не нужны.

Он улыбнулся, повернув голову в мою сторону. Достаточно было услышать мой голос, как он совершенно точно догадался, где я нахожусь.

Он взял меня за руку, и я понял, что по одному этому контакту он все обо мне узнал. Он определил мой характер по теплоте ладони, влажности кожи, линиям руки, форме пальцев.

— Вы не пользуетесь палочкой, — заметил я.

— Ни к чему. Может быть, я слепой, но уж никак не хромой.

Его ученики засмеялись. По всему было видно, что они обожали учителя и его шутки. Меня же такой юмор несколько озадачил. Люди, страдающие слепотой, считаются угрюмыми и нелюдимыми, а вовсе не весельчаками и шутниками. Кроме того, здесь мы имеем место с религиозным деятелем и ученым-эрудитом, что по определению означает: сверхсерьезный человек.

Рауль недоверчиво помахал руками в нескольких сантиметрах от его носа. Мейер выразил бесстрастный протест:

— Прекратите устраивать сквозняк. Хотите, чтобы я простудился?

— Вы правда ничего не видите?

— Да, не вижу, но я не жалуюсь. Я мог бы и глухим быть. Вот это уже действительно грустно.

Его ученики были на седьмом небе. Он добавил, на этот раз более серьезно:

— Знаете, интересной информации в звуках содержится больше, чем в изображениях. Перед тем как стать слепым и раввином, я работал хореографом и с давних пор люблю играть на фортепиано. Как раз фуга Баха и натолкнула меня на мысль сплести эктоплазменные пуповины.

Раввин без посторонней помощи подошел к роялю, пододвинул табурет и сел. Квазиматематическая музыка, раздававшаяся под стеклянным куполом пентхауса, очаровывала буйные заросли тропических растений.

— Послушайте вот этот пассаж. Слышите два голоса?

Я закрыл глаза, чтобы лучше понять, о чем он говорит. Действительно, сосредоточившись, я различил два голоса, наложенных один на другой. Мейер пояснил:

— Бах был гением сплетения. Соединяя два голоса, он создавал иллюзию присутствия третьего голоса, несуществующего, который, пожалуй, более богат, чем два исходных по отдельности. Эта техника подходит ко всему: к музыке, литературе, живописи и кто знает, к чему еще. Так что держите глаза закрытыми.

Я подумал об открытии, позволившем моей эктоплазме выйти наружу. Глаза часто мешают видеть. Погруженный в темноту, я лучше понимал слова раввина. Он извлекал ноты из рояля. Два голоса сосуществовали вместе, но то, что я слышал, не походило ни на один из них. До сих пор музыка для меня была лишь фоном существования, иногда приятным, иногда раздражающим. Внезапно узнать ее как чистую науку было откровением. Раньше я только слышал, теперь мне предстояло научиться слушать.

Не переставая играть, Фредди Мейер рассмеялся:

— Извините, просто когда я счастлив, то не могу удержаться от смеха.

Амандина поставила на крышку рояля «Кровавую Мэри». Раввин прервался, чтобы выпить коктейль. Мы смотрели на него с таким же восхищением, что и его ученики. А затем он рассказал нам о своем путешествии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза