Приблизившись, он остановился. Я поклонился ему, и он ответил мне поклоном.
Мы стали разговаривать.
И он сказал мне: "Нет ничего, что было бы хорошо само по себе, и нет ничего, что было
бы само по себе плохо".
А я сказал: "Однажды я пытался представить, каким будет мир, когда в нём не станет
меня. Я спрятался за колонной и, оглядевшись по сторонам, подумал: "Вот
я исчез, а всё осталось таким же - галерея, мрамор, голубые огни, ночь". Всё было так же совершенно".
И он сказал: "Нельзя представить мир без себя, потому что тогда он лишится смысла, а
разум противится абсурду. Так нет цвета, когда нет зрения, есть лишь
бессмысленность электромагнитных колебаний различной частоты".
Я сказал: "Так значит, не существует правил, единых для всех?"
И он сказал: "Попробуй найти их своим разумом".
Я сказал: "Это ни к чему не приведёт. Многие пытались, но тщетно, они не могли
убедить даже самих себя".
И он сказал: "Потому что у них было мало силы".
А я сказал: "Это всё равно, как если бы они их придумали, вместо того чтобы искать и найти".
И он сказал: "Иногда это одно и то же. Нет ничего вне воли, ты сам определяешь быть
одним делам добрыми, а другим - злыми. Так мать за один и тот же
поступок может выбранить ребёнка, а может приласкать, в зависимости от
настроения. Ты всегда презирал лицемерие, скажешь ли ты, что я не прав?"
И я сказал: "Каждый хотел бы, чтобы добродетельны были остальные, но для себя
предпочёл бы большую свободу".
И он сказал: "Постольку, поскольку всякий человек отделяет себя от мира, ему не
подвластного. Тот, кто властвует в мире, творит закон, основа которого
сила. Ты можешь склониться перед тем, кто сильнее тебя, или возвыситься
над ним, и тогда он скажет: "Это благо, а это грех",- исполняя твою волю".
Я сказал: "Как я могу сказать о своём желании: "Оно моё",- когда не знаю, исполняю ли
я свою волю, или служу чужой, ведь когда раб послушен воле своего
господина, желание властвовать в нём заменяется желанием служить, и он
не чувствует себя несчастным, и даже рабом. Так кто же я, раб или господин?"
И он сказал: "Вот главный вопрос жизни, но жизнь сама - ответ. Ведь жизнь есть
воплощённая воля. Не жизнь и смерть, а воля и её отсутствие. Убей того, в
ком ты подозреваешь господина, мёртвый он не сможет повелевать. Убей
его в своём сознании, и ты избавишься от подозрения, что служишь его
воле. Убей его, если не можешь представить, что он мёртв".
И я сказал: "Так значит, вполне повелевать можно лишь мёртвыми! Когда все в мире
мертвы, и ты единственный, кто наделён волей, а значит, жизнью, и вокруг
тебя мертвецы, предназначенные служить тебе..."
И он сказал: "Ты всегда знал это".
И я сказал: "Я всегда искал жизнь. Я знал, что жизни должно быть больше".
И он сказал: "Мир предназначил тебе роль мертвеца, и ты бежал от него это был бег от
смерти".
И я сказал: "Да".
Он сказал: "Ты бежал, потому что ты был слабым и не умел властвовать".
И я сказал: "Я бежал, чтобы не чувствовать страх, потому что страх означает смерть, а я искал вечной жизни. Но я всегда возвращался".
И он сказал: "Нет, потому что ты никогда не уходил, а лишь засыпал на время. И всегда
просыпался и называл это возвращением".
И я молчал.
И он сказал: "Тебе некуда бежать больше, и если ты уснёшь теперь, ты умрёшь".
А потом я увидел Леди.
И она сказала: "Почему ты здесь? Ты же совсем замёрз!"
И я сказал: "Он был здесь. Только что. И теперь он во мне".
- Кто?- спросила она.
Он всегда был во мне.
Я всегда бежал, Леди. Даже когда изгонял из себя чудовище, я бежал от него.
Когда я вошёл в распахнутую комнату, а ветер терзал её как пёс, который обгладывает кость с последними следами мяса на ней, а она уже мёртвая, пустая, но ему не даёт покоя даже запах жизни, там, на кровати, накрытое простынёй, лежало тело, и холод отнимал у него последнее дыхание тепла, я понял, что эта смерть предназначалась мне.
Я должен был уехать.
Я был накрашен не хуже Элизабет Тейлор, когда мы стояли на пирсе и вот так же смотрели в глаза друг другу, во мне невозможно было узнать мужчину.
И Каролина сказала: "Я подумала, что ты девушка".
Я больше не мёрзну, Леди, посмотри. Что ты сделала с моим страхом? Я больше не боюсь тепла.
Прости меня, я был глупым. Ребёнком и, наверное, злым.
У меня никогда не было того, чего мне хотелось. Или просто не хотелось того, что было. Я всегда был в плену обстоятельств, необходимости, условностей, наконец, в плену своей слабости, и всегда был не там, где я должен был быть, чтобы жить своей, настоящей жизнью. А тут вдруг захотелось, так захотелось на море, и что-то произошло со мной, как будто что-то сломалось, какой-то замок, и двери открылись.
Мне говорили: "Куда ты поедешь! Февраль ведь". А мне даже радостно было, что они не понимают. Так бывает ранней, ранней весной, предчувствие жизни.
Они не знали об этом, а я знал, и это была моя тайна.
Время моей тюрьмы истекло, я был свободен, и было радостно - этот мир остался тем, кто останется в нём, я вырвался из него...
Но у меня совсем не было денег.