Танец масок (СИ)

Принимал император в малой черепаховой гостиной: она была самой близкой к его спальне, а значит, и самой удобной. Когда-то ещё здравствовавший отец будущего императора включил в распорядок дня наследника ежеутреннюю пробежку по парку. Жалкое это было зрелище: сонный (а спать принцу Генриху на ходу ничего не стоило), хмурый, вялый мальчишка в одной ночной сорочке бредёт по парковой дорожке, еле передвигая ноги. А если вспомнить недружелюбный столичный климат, постоянные дожди и утренние туманы… Эш, часто составлявший принцу компанию — только лишь по приказу родителей, — оббегал парк за пять минут, а потом крутился вокруг сонного Генриха, всячески его «поторапливая», а на деле придумывая смешные (и обидные) прозвища.

После смерти отца Генрих ожидаемо послал ежеутренние пробежки в бездну, и до полудня вообще носа из дворца не казал. Но вставать приходилось так или иначе рано-рано, можно сказать, с петухами…

Вот и в это утро император, хмурый и не выспавшийся, сидел, кутаясь в плед, в кресле у камина и, морщась, пил из тонкой фарфоровой кружки что-то горькое и исходящее паром. По запаху, резкому и успокаивающему, напиток напоминал новомодный кофе из южных колоний. Его Величество очень любил его со специями, а особенно с розовым перцем. Говорил, очень бодрит по утрам.

Одеться император, конечно, толком ещё не успел — только накинул на ночную сорочку халат да колпак снял. На вошедшего Эша — бодрого, пышущего жизнью и магией, одетого как раз с иголочки: в ярко-зелёный шёлковый костюм, — Император посмотрел, поморщился и поспешил отвернуться.

— Боги! Ты похож на петуха…

Эш хохотнул и изобразил «ку-ка-реку!», а обернувшийся император увидел кривляющегося фейри в зелёном сюртуке, зелёной же рубашке и бархатных панталонах. Позолоченные копыта переливались в свете свечей (копыта Эш, приходя в хорошее расположение духа, принимался холить, лелеять и натирать мерцающей пудрой). Минуту Его Величество смотрел на это чудо… вище, и кружка в его руке дрожала. Потом Генрих аккуратно поставил её на стол и уже с лёгким сердцем дал волю смеху.

Эш тем временем процокал ко второму креслу, уселся и принялся ворошить когтистыми пальцами вазу с конфетами на резном круглом столике — аккурат под раскидистой заморской пальмой. Пальма без всякого ветра шевельнула листьями и дрогнула раз-другой, изображая, видимо, презрение. Эш фыркнул: эта гордячка давно его не любила… А Эш не любил сладости, в конфетах, подаваемых Генриху, иногда попадались засушенные фрукты и ягоды, а их Эш как раз уважал. Особенно изюм.

Мерно отсчитывали время часы на каминной полке. Тик-так, тик-так… В сонной утренней тишине только Эш шуршал фантиками, да Генрих вздыхал, поглядывая в кружку: может, будущее хотел увидеть?

Потом в дверь тихонько постучали — этот звук волшебным образом вписался в сонное марево утра — тут же открыли, и тоже давно проснувшийся, бодрый и яркий (в малиновой-то дворцовой ливрее) лакей переступил порог, занося блюдо с ягодами из дворцовой теплицы — смородина, крыжовник и даже малина, кокетливо украшенные веточками мяты и эстрагона.

Эш обернулся, встретился со слугой скучающим взглядом… И подмигнул, скидывая иллюзию. Лакей замер, открыл рот, вытаращился на ветвистые рога фейри. Блюдо в его руках дрожало, как до этого кружка у императора.

— Ну что ты копаешься? — прикрикнул Эш, одновременно возвращая иллюзию человеческого облика.

Его Величество, снова аккуратно поставив кружку на столик у пальмы и прикрыв рот ладонью, затрясся от смеха.

Лакей моргнул, вытаращился на герцога, потом перевёл взгляд на хохочущего императора, открыл было рот…

— Мне самому забирать у тебя это чёртово блюдо?! — рявкнул Эш, и бедный лакей, подпрыгнув, поспешил к столу.

— П-простите, В-ваше В-величество… В в-аша Св-ветлость…

— Всё хорошо, Джек, — отмахнулся император, вытирая слёзы.

Лакей, поклонившись, попятился к двери, а Эш ещё принюхался: не пахнет ли свежеиспечённым хлебом. Нет, Джек был человеком. Ну и бездна с ним.

Император снова отпил из своей кружки, потом с ненавистью пополам с завистью посмотрел на с аппетитом объедающегося ягодами фейри. Поморщился.

— Боги, Эш, как можно быть таким бодрым в семь утра?

— А ты у лакеев своих спроси, — отозвался Эш, протягивая свободную руку к пламени. Огонь нежно лизнул его пальцы (перчатку Эш заранее снял), и фейри довольно улыбнулся.

— Отличное утро!

— Ненавижу тебя, — вздохнул император, зажмуриваясь.

Генрих и без пробежки по парку тяжело вставал по утрам, особенно когда засиживался по ночам за документами или заигрывался допоздна с очередной фавориткой. Распорядок у повелителя империи был строгий: с рассветом подъём, а за полночь, часа в два-три ночи — сон. Так что Его Величество хронически не высыпался, и по утрам всегда стонал и жаловался, поэтому его секретариат на это время никаких важных встреч с послами старался не назначать — только со своими, местными министрами. Ну, или частные встречи. Более-менее оживал Генрих только после полудня, а к вечеру и вовсе становился свеж, как огурчик. Но сейчас до вечера пока было далеко.