Родители приехали по адресу на пепелище. Дом год назад сожгли цыгане. По расспросам соседей выяснили. В доме жила русская семья из трех взрослых человек и ребенка. И девочка родилась после изнасилования. Ее мать Вера симпатичной была и приглянулась женатому цыгану Роману, красивый был мужик, жил через несколько улиц. Он подкараулил Веру вечером возвращавшуюся из магазина и изнасиловал. Его посадили, а девочка забеременела. Ей родители запретили аборт делать, сказали свою кровь помогут вырастить, ведь здоровье абортом только портить, можно так вообще после операции остаться бесплодной. И вот прошлой весной вернулся назад тот сосед с зоны. Подкараулил женщину с ребенком, избил до полусмерти, говоря — ребенок на него не похож, обзывал её шлюхой из-за которой он столько лет сидел зря на зоне. Девочка росла кудрявая черноволосая, с горбатеньким носом, мама русая курносая, папаша то её черноволосый с прямыми волосами и прямым носом. Я в этот момент рассказа потрогала свой ровный как струнка носик и посмотрела на горбатый нос мамы, да и волосы у меня были тоже черные, роскошные больше прямые, чуть вились большими волнами придавая шевелюре объема, а у мамы они были сильно кудрявые.
Дальше историю мама рассказывала со слезами.
На следующий вечер частный дом сгорел, соседи побоялись выйти из дома. Приехали несколько человек на машинах, долго кричали пьяные, собак на нескольких улицах перебаламутили. Через пару часов запахло на всю округу гарью.
Как позже говорили пожарные, семье даже не дали выйти наружу, подперли двери с внешней стороны у одноэтажного дома, сказали скорее всего люди даже от дыма задохнулись.
Соседи правоохранительным органам боялись давать показания, у них у всех почти деревянные дома и дети, да и вот результат перед глазами, отправили за решетку насильника, он вышел и отомстил. Они не хотели чтобы и с ними повторилась похожая история.
Маму трясло от слез, я плакала вместе с ней тоже:
— Мне жалко твою настоящую дочку. Что теперь будет со мной? Мне отправляться в детский дом придется? Я ведь вам не родная.
Отец на меня психанув раскричался:
— Родная, не родная, какая разница. Ты у меня вот здесь родная.
И постучал себя кулаком по груди.
Илюха вцепился в мою руку сильно:
— Габи, не вздумай никуда уходить. Ты наша, дуреха, просто считай мы тебя усыновили. И не смей больше заикаться о детском доме. Ты знаешь как там девчонок обижают, ты у нас такая красивая, на таких часто обращают внимание отбросы.
Мама просто прижала меня к себе плача:
— Никому не отдам тебя наша девочка, ты слишком дорого мне досталась. Считай ты живешь за мою доченьку, да и я тебя всю жизнь дочкой считала и буду считать, даже не думай помышлять об ином.
Но разве эти слова так быстро доходят до подростка?
У меня началась настоящая депрессия.
Я старалась меньше есть, казалось объедаю семью, которая и так для меня много сделала. Ходила как мышка, молчала всё время. Так продолжалось наверное две недели. Пока отец не психанул на меня глядя, сорвался уехал куда-то, а приехал назад с барабаном.
Барабан был деревянный, обтянутый сверху кожей, как мы выяснили позже на восемь дюймов верх, сбоку имел удобную ручку для переноски, маленький и легкий. Его привезли знакомые папы, по его просьбе.
Я флегматично спросила:
— Это кому Илье? Он ведь играет на скрипке. Или в музыкальной школе решил выбрать дополнительным инструментом для изучения барабан, я думала он выберет фортепьяно? И даже представлять начала, где в музыкальной комнате разместить можно синтезатор.
Для Илюхи под репетиции у нас была оборудована отдельная звукоизолированная комната, она была для всех благом, вы не представляете что это такое, когда человек учится играть на скрипке. Я эти моменты решала для себя проще, убирая звук на слуховом аппарате.
Папа тогда выдержал пытку месяц, потом уехал в магазин за строительными материалами и оборудовал одну из комнат, планируемую под кубки грамоты и медали, в музыкальную комнату. Сказал:
— Награды и в коробочках полежат спокойно, а с этой комнатой для репетиций моя нервная система будет крепче и все будут довольны: и тёща, что настояла на уроках на скрипке, и жена потому что ребенок занят и сын потому что там его оставляют в покое, и папа который будет самым довольным если его будут приглашать только на отчетные концерты, без оглашения промежуточных результатов.
Я любила бывать в музыкальной комнате. Там замечательное было освещение, Илья выставлял на пюпитр ноты и самозабвенно играл. Я читала там книжки, всякую романтическую белиберду, плюсом шла специальная литература, нам задавали очень много в спецшколе. У меня была мечта — я хотела обучать детей языку жестов, очень хорошая и нужная профессия. В музыкальной комнате как раз хороший свет и удобный диван — идеальная атмосфера для обучения.
И вот сижу я удивленная перед папой, который уже в третий раз как маленькой мне объясняет, инструмент куплен не для брата, а для меня. Папа улыбаясь, сидя передо мной на корточках говорит: