Танец сакур (СИ)

Лиза и не думала, что сможет так отчаянно ревновать, слушая признания Алексея.

— Она называла меня своим стареньким мужем и покорно отдавала себя, — Корнилов горько усмехнулся. Лиза негодовала, как могла эта девчонка так говорить, так думать?! Как она могла отвергать то, что Алексей с радостью ей отдавал?!

— Она была в моих руках, горячая, живая, а потом словно стала тряпичной куклой, я думал, это очередные ее невинные шутки или просто неприятие меня, но я даже представить не мог, что она была уже мертва.

Лиза почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки. То, что рассказывал Корнилов, не укладывалось в голове, звучало как забракованный сценарий второсортного фильма.

— Я помню ее волосы, зацепившиеся за столбик кровати, отметину от удара на ее виске.

Алексей молчал, только тер ладонью усталые глаза. Лиза придвинулась ближе, обняла его так крепко, как могла, из ее глаз текли слезы, она положила голову на плечо Корнилова и намочила слезами его футболку. Она ревновала, разрывалась от сострадания к Алексею и гнева на глупую девчонку, которая причинила ему столько боли.

— Еще минуту назад Саюри была рядом со мной, и вот ее уже не было ни со мной, ни с кем-то другим. Я думал, Сюнкити уничтожит меня, и был к этому готов, но он отпустил меня. Только потом я понял, что мое собственное чувство вины было лучше любой сиюминутной мести.

Лиза вспомнила мрачного Алексея, каким она увидела его впервые в чайном доме, а несколькими днями позже и в кинотеатре, — тогда он был человеком, уже поддавшимся разрушающему чувству вины.

— Мне хотелось наказать себя еще больше, заставить почувствовать, что потерял. Так пришла идея чайного дома — ненастоящая, суррогатная японка в традиционном обличье, правда не чистая девушка, а доступная гейша казалась отличным продолжением истории моего самобичевания. Появилась Кейко, иллюзия, ширма, вроде бы беспринципная девица, к которой меня отчего-то странно тянуло, и это было еще хуже. Даже узнав настоящую нежную Саюри и погубив ее, я испытывал страсть к дешевке, которой пытался ее заменить.

Лиза не могла понять, что чувствовала в этот момент — снова ревность, раздражение, злость или спокойное принятие того, что, увлекаясь Кейко, Корнилов отдавал должное ей.

— А потом я познакомился с тобой, — продолжил Алексей. — Ты и Кейко, вы были крайностями, находящимися на разных полюсах, и меня тянуло к вам обеим. Я понимал, что, встречаясь с тобой, должен прекратить походы в чайный дом, но сделал это совсем не сразу. И даже, когда узнал про передачу акций «Весны» тебе, решил поехать к Кейко после разговора с тобой. Ты была сложной, Кейко — простой, ты была элегантна, а она почти вульгарна, но я хотел вас обеих. И до сих пор не понимаю, как я мог не узнать тебя, — Лиза и сама этого не понимала. — Я видел только то, что ты показывала мне. Но и ты, и Кейко, вы были одинаково ласковы и нежны. Кейко ласкала меня, когда я пришел с разрывающей сознание головной болью, а ты утешала меня на берегу в Марбелье. В то утро в Марбелье я окончательно выбрал тебя.

Алексей чуть расслабился и обнял Лизу.

— После того, как узнал про Кейко и весь этот маскарад, я улетел в Токио, и начался весь этот ад с покушениями, сначала на маму с Мариной, потом на тебя. Было очевидно, что за всем этим стоит Сюнкити. Я должен был что-то делать, но не сделал до сих пор. Невозможно бороться с якудзой напрямик. Но я хочу, чтобы ты верила мне, Сюнкити почти разорен, а скоро решится проблема и с ним самим. — Лиза вздрогнула от этих слов. — Я должен был обезопасить тебя, я не находил себе места, и это при том, что не знал, что ты беременна. Я помню, как удивлялся твоему распорядку дня, всем этим прогулкам и поездкам в больницы, но, конечно, ни о чем не догадался. Если бы тебя продолжали охранять люди Василия Петровича, они бы о обо всем мне донесли, но они оказались никудышними охранниками, а эти новые, у них была одна задача — ты и твоя безопасность, вот я и не знал ни о чем, — что ж теперь Лиза понимала, как получилось так, что Корнилов столько времени был в неведении о ее состоянии. — А в Японии Саюри открылась мне с новой стороны, Сюнкити постарался, — Алексей перевел дыхание и продолжил, — Невинность и наивность были умелой маской. Подумай только, она легко использовала меня — путалась с одним из подручных своего отца и даже была беременна от него, а за мой счет хотела вырваться из строгих тисков семьи.

Корнилов устало замолчал, в недлинном в общем-то рассказе была история всей его жизни последних лет: то, что он считал любовью, горем, виной и огромным разочарованием под занавес неумело срежисированной пьесы. Лиза была рядом, слушала и жалела его. Обычно жалости он избегал, считая ее недостойным, не мужским чувством, но сочувствие Лизы было совсем другим.

— И, поняв, кем в действительности была Саюри, я понял весь замысел Сюнкити — показав мне сущность своей дочери, он хотел еще сильнее заставить меня страдать, отнимая женщину, которая по-настоящему дорога мне, взамен той, что не стоила ни гроша.