Танец смерти

– Алоиз был совсем другим. Бедного мальчика вечно задирали. Тебе ли не знать, что мы, Пендергасты, постоянно являлись объектом насмешек обычных людей. Помнится, Алоизу было десять лет, когда он начал посещать странного человека, жившего на Бурбон-стрит. Этот тибетец был самым необычным его знакомцем. Он научил его всей своей тибетской белиберде... ну, ты знаешь, непроизносимое имя, Чанг или Чунг, что-то в этом роде. Он научил Алоиза и особым приемам борьбы. С тех пор его больше никто не задирал.

– Но на Диогена-то хулиганы никогда не нападали.

– У детей на этот счет есть шестое чувство. И подумать только: ведь Диоген был младше и меньше Алоиза.

– А как братья ладили друг с другом? – спросил Д'Агоста.

– Амбергрис, ты, похоже, с возрастом стал забывчивым. Неужели не помнишь, как Диоген ненавидел старшего брата? Диоген никогда никого не любил – за исключением матери, конечно, – хотя Алоизу он отвел особое место. Особенно после своей болезни.

Она помолчала, безумные глаза затуманились, она словно бы вглядывалась в прошлое.

– Ну, а любимую мышь Алоиза ты, я надеюсь, не забыл?

– Нет, конечно.

– Он назвал ее Инцитатус в честь любимого коня Калигулы. В это время он читал Светония и ходил повсюду с мышью на плече, распевая: «Да здравствует прекрасная мышь цезаря, Инцитатус!» Я страшно боюсь мышей, ты же помнишь, но эта была маленькой, беленькой, дружелюбной и спокойной, так что я ее терпела. Алоиз был с ней очень нежен. Каким только трюкам он ее не научил! Мышь могла ходить на задних лапках и выполнять десятки различных команд. Она могла, например, принести тебе мячик для пинг-понга или подкидывать его на носу, как это делают дрессированные тюлени. Помню, дорогой, ты сам тогда очень смеялся. Я боялась даже, что ты надорвешь живот.

– Да, припоминаю.

Корнелия помолчала. Даже бесстрастные стражи начали к ней прислушиваться.

– И однажды утром маленький Алоиз проснулся и обнаружил, что в ногах его кровати установлен деревянный крест. Маленький такой, не более шести дюймов в высоту. Сделан отменно, с любовью. И на нем был распят Инцитатус.

Д'Агоста заметил, что у Лауры Хейворд невольно прервалось дыхание.

– Никто не стал задавать вопросов. Все знали, кто это сделал. Это событие изменило Алоиза. С тех пор он больше не заводил домашних животных. А что до Диогена, то это распятие было лишь началом его экспериментов над животными. Начали пропадать кошки, собаки и даже домашняя птица и скот. Вспоминаю один особенно неприятный инцидент с соседской козой...

Рассказ Корнелии на этом остановился. Она стала едва слышно смеяться. Продолжалось это довольно долго. Доктор Остром встревожился, нахмурившись, взглянул на Д'Агосту и указал на часы.

– Когда ты в последний раз видела Диогена? – быстро спросил Д'Агоста.

– Через два дня после пожара, – ответила старуха.

– Пожара, – повторил Д'Агоста, стараясь, чтобы сказанное им слово не прозвучало как вопрос.

– Ну, конечно, пожара, – взволновалась вдруг Корнелия. – Когда же еще? Этот ужасный, ужасный пожар уничтожил семью, после чего муж привез меня с детьми в этот гадкий особняк. Увез из Нового Орлеана.

– Думаю, нам пора, – сказал доктор Остром и кивнул санитарам.

– Расскажи мне о пожаре, – настойчиво сказал Д'Агоста. Лицо старой женщины, ставшее почти свирепым, вдруг приняло горестное выражение. Нижняя губа задрожала, руки задергались. Д'Агоста не мог не поразиться такой быстрой смене настроений.

– Послушайте, – попробовал вмешаться доктор Остром.

Д'Агоста поднял руку.

– Пожалуйста, еще минуту.

Обернувшись, увидел, что Корнелия смотрит прямо на него.

– Это суеверная, ненавистная, невежественная толпа. Они сожгли наш родовой дом. Да падет на них и на их детей проклятие Люцифера. Алоизу в то время было двадцать лет, и он был в Оксфорде. Зато в ту ночь дома был Диоген. Он видел, как его мать и отец сгорели заживо. Не забуду выражения его лица, когда полиция потащила его из подвала, куда он спрятался... – Она содрогнулась. – Два дня спустя вернулся Алоиз. Мы тогда были с родственниками в Батон Руж. Помню, что Диоген позвал брата в другую комнату и запер дверь. Они говорили не более пяти минут. Когда Алоиз вышел, лицо его было белым как полотно. А Диоген тут же вышел из дома и исчез. С собой он ничего не взял, даже смены белья. Больше я его никогда не видела. Изредка до нас доходили вести – мы слышали о нем от семейных банкиров и поверенных либо нам сообщали о нем в письме. Потом – полная неизвестность, пока мы не узнали о его смерти.

Все молчали. Горестное выражение покинуло лицо Корнелии, теперь она была спокойна, собранна.

– Думаю, самое время для мятного джулепа, Амбергрис. – Она обернулась и резко сказала: – Джон, будь любезен, три мятных джулепа. Хорошо охлажденных. Возьми лед из ледника. Он гораздо слаще.

Остром властно вмешался.

– Прошу прощения, вашим гостям пора уезжать.

– Жаль.

Санитар принес пластиковую чашку с водой. Осторожно протянул ее старухе. Она взяла чашку сморщенной рукой.

– Довольно, Джон. Ты уволен.

Затем Корнелия обернулась к Д'Агосте.