Танец солнечных зайчиков

– Кардиолог – моя знакомая, она выписала ей таблетки полгода назад, но она перестала их пить…

– А давно перестала? Может, ей надо Саше показаться?

– Ваня, я не знаю! – отчего-то вскипела Раиса Семеновна и вновь взялась за оладьи…– подай, подай мне муку, вон, в чашке!

Иван Андреевич подал большую чашку Раисе Семеновне, не сводя с нее взгляда.

– Благодарю…

– Просто я подумал, а не может ли быть…

– Иван Андреевич, вы, наверное, голубчик, вызовите такси. Лизонька уже не проснется до утра! Полно вам у нас засиживаться, не правда ли? Оладушки, вон, не получаются даже. У меня у самой, сердце, знаете ли! Ох, это погода! Погода, да…

– Раиса Семеновна… – Иван Андреевич пристально взглянул в глаза Лизиной мамы и замер в ожидании ответа.

И Раиса Семеновна помялась, переступила с ноги на ногу, прикусила губу и все-таки сдалась:

– Двенадцатая неделя, Иван Андреевич, – зашептала она, – на фоне ее гипертонии постоянные обмороки, слабость, по утрам жутчайшая тошнота, головные боли. Ну, что вы смотрите на меня, как на приведение?

– Но она ничего мне не говорила!

Раиса Семеновна рассмеялась, небрежно роняя лопаточку в мучную жижу.

– И что? Что бы изменилось? Вы тут же бросили бы свою абы какую жизнь? И женились? И устроились водителем трамвая, к примеру? Стали бы добропорядочным семьянином, да? Я умоляю вас, до-ро-гу-ша! А для нашей интеллигентной, профессорской семьи это какого, а? – продолжала причитать Раиса Семеновна полушепотом, – а это ее здоровье?! Боже мой! Пришлось перейти на более дорогие мягкие препараты, а толку! Еще и от вас никакой поддержки!

– Да я, я.. – и Иван Андреевич выдохнул. Пришло время сдаваться ему. Раиса Семеновна смотрела прямо в глаза, и бусы на ее груди вздымались и опускались, иногда подрагивали.

– Откройте окно, мне душно! – вдруг произнесла она и продолжила свои кухарские дела.

В крохотную кухню ворвался ветер с каплями дождя. Холодная вода отрезвила Гостомыслова, и он отяжеленный последним разговором, устало повалился на стул.

4

Часы чеканили мягкой круговой походкой, без устали, без заминки. На книжной полке сгрудились томики стихов, перемешанные с учебниками по химии. Здесь, на полке, они как-то умудрялись дружить и даже гармонировать цветом. Еще стену украшало парю этюдов – мелких, но уютных. На одном была изображена хвойная роща, и еловые лапы были так четко и выпукло вырисованы, будто вот-вот иголки вывалятся в комнату. На втором – зимний пейзаж все той же рощи – мягкий, спокойный, навевающий одиночество и светлую грусть. Над комнатой висел огромный зеленый абажур – как своеобразное угрюмое солнце. А на широком подоконнике, за занавеской сидело двое. Они уткнулись в оконное стекло глазами, восседая в позе лотоса.

А гроза и вправду в тот день была на широкую душу. Ливень лил долгий: то уменьшался, то увеличивался, все дрожало. Редкие прохожие шли, вцепившись в зонты, и не смотрели по сторонам. А если громыхал гром, то на этот небесный зов отзывались кроны деревьев шипящим полушепотом. Молодая пара задумчиво смотрела на эту суматоху, оба молчали и внимательно следили за стекающими по стеклу ручьями. В их одинаковых глазах пряталась мудрость и чистота. Такими глазами люди смотрят на чудеса природы или на языки пламени. У них кипит чайник, но Ёсик забыл надеть на его носик свисток, и про чай все забыли. Сколько продолжалась эта удивительная немая сцена неизвестно, но вскоре девушка, свесив с подоконника ноги, нарушила молчание:

– Хорошо было бы потом прогуляться после дождя?

– Да, – ответил парень, и тяжело вздохнул.

– Ну, Ёся! Ну было бы из-за чего расстраиваться? Скоро придет дедушкин перевод, и мне немного заплатит Роман Алексеевич.

– Не нравится мне этот твой Роман Алексеевич, – недовольно пробурчал Ёся, поправив съехавшие на кончик носа очки.

– Ну и зря! Это очень добрый мужчина и всегда доволен моей работой.

– Ты – танцовщица, ты должна танцевать, а не драить полы всяким Романам Алексеевичам!

– Ёсик, ну, где я, по-твоему, должна танцевать? Да и дедушка танцы не очень одобряет.

– Неправда, он просто вредничает. Ты же понимаешь.

Снова замолчали. Ливень, словно прислушиваясь, тоже утих. Брат был очень взволнован и хотел еще что-то сказать, но не решался. Девушка посмотрела на него искоса и, кажется, догадывалась о предмете его внутренних переживаний, поэтому, соскочив с подоконника, она по-кошачьи прильнула к нему и положила голову на узкое мужское плечо.

– Вчера вечером я задержалась из- за Вики…

– Из- за какой Вики? – буркнул Иосиф.

– Из- за дочки Романа Алексеевича, она схлопотала двойку по химии, и я…

– Лия! – развел руками брат, в его голосе она уловила гневные нотки.

– Звони мне, Бога ради! И насчет химии! Для этого у тебя тоже есть я.

Лия отстранилась. Выдохнула, а потом ее осенила потрясающая мысль. В черных глазах зажглись яркие огонечки, красивые губы растянулись в улыбке.

– Я спрошу у Романа Алексеевича о том, чтобы нанять Вике репетитора по химии, и у тебя будет заработок! – протараторила она.