Марион Орха

Танец страсти

Я посвящаю эту книгу

моему отцу Джону Орхе

и его матери Элизабет О'Брайен.

Оба они отважились броситься в неизвестность в юном возрасте: в пятнадцать лет бабушка уехала в Англию, а отец сбежал из дома и нанялся на корабль.

Но что такое ложь? Простой ответ:

Не более как правда в полумаске.

Дж. Г. Байрон. Дон Жуан(перев. Т. Гнедин)

ПРЕЛЮДИЯ

Оно явилось по снегу и льду, взъерошив метелки прошлогодней травы на лугах, и пробралось в окоченелые сады. Оно прокралось по притихшим улицам и скользнуло под двери в дома. Оно просочилось сквозь толстые зимние шторы, проникло в тончайшие щелки между плинтусом и стеной. От него погасли свечи и забеспокоились кошки. Чувство тревоги повисло над домами — неясное, смутное, падающее со стылого зимнего неба.

МОНОЛОГ

Лола стояла на сцене — за опущенным еще занавесом, в темноте, где тут и там шевелились черные тени, будто текучая сажа. Уже скоро бордовый бархатный занавес с шелестом разойдется, но не сейчас, еще через минуту-другую. Плюшевые кулисы чуть трепетали, будто поднятая ветерком рябь на воде — или словно нежная кожа от прикосновений возлюбленного. Лола глубоко вздохнула. В зале, отделенном от нее занавесом, раздавались нетерпеливые возгласы. Скрипач тихонько пощипывал струны; кто-то закашлялся. Зазвучали арфа и тимпан[1], занавес дрогнул. Когда ударили цимбалы[2]

, тяжелый занавес разошелся, словно Красное море — перед Моисеем.

Лола двинулась вперед, на освещенную часть сцены — осторожно, шаг за шагом. Как будто она прежде не умела ходить; или как будто все ее существо было пленено. Два, три, четыре — она поймала ритм арфы, вздохнула вместе с зазвучавшим контрабасом. …Восемь, девять! Она вскинула над головой кастаньеты. Делая круг по сцене, она плела замысловатый танец — движением рук, затем одних кистей. Она была молодой и беспечно влюбленной — а в следующее мгновение преисполнялась надменности. Она стала развязной, разгневанной, снедаемой страстью — словно ряд сменяющих друг друга картинок пронесся по сцене. Когда она отбила бешеную чечетку, зрители были потрясены стремительной дробью ее каблуков. Бесстрашно глядя в зал, она обрушила на зрителей свое искусство, устремилась на них в атаку, словно самая могущественная в мире женщина.

В этот вечер ее выступление пробудило в памяти величайшие минуты ее карьеры. Дрезден, Варшава, Париж — она снова танцевала в этих городах. Она снова была в Берлине, выступая перед королем Пруссии и царем Николаем I, императором всея Руси. Она снова покорила короля Людвига в Мюнхене. Ей опять было двадцать три года и она заново дебютировала на сцене — в Лондонском королевском театре.

Когда завершив выступление, она поклонилась зрителям Театра на Бродвее в Нью-Йорке, они поднялись на ноги. Зал рукоплескал, кричал, топал. Аплодисменты отозвались дрожью во всем теле. У нее болезненно трепетала каждая мышца, ныли кончики пальцев. Лола приглашающе раскинула руки, и на сцену полетели розы. Она послала в зал воздушный поцелуй, затем еще, еще. К ногам упала влажная, словно в каплях утренней росы, роза на длинном стебле. Лола подобрала ее и прижала к щеке. Темно-бордовые, алые, лиловые, почти черные розы усеяли доски сцены. К тому времени, когда занавес закрылся, цветов стало так много, что некуда было ступить. Растоптанные бутоны и смятые лепестки истекали сладким ароматом. У Лолы закружилась голова. Не упасть бы. Доски были влажноватые и скользкие от сока, вытекшего из нежных лепестков.