Танго на цыпочках

— Лара, пожалуйста, не надо… — У моих колен собирается целая лужа кровавых слез, она расползается в стороны, того и гляди хлынет вниз, и тогда все, кто живет в подземелье, увидят, что я — предательница! Я желала смерти собственной сестре! Я — плохая!

— Плохая, плохая! — Заверещал глазок. Металлические бока лоснились от довольства, а ножки-запятые нетерпеливо притоптывали. — Нехорошо желать смерти близким!

— Очень плохо. — Соглашается Лара. — Посмотри, на кого я теперь похожа!

— Не хочу! — Понимаю, что, стоит мне увидеть ее, и конец.

— Смотри!

— Не буду! — Поднимаюсь. Лужа, разросшаяся до размеров моря, липнет к ногам, но я бегу, отдирая ступни от красно-бурой поверхности, сзади раздается мелкий цокот, это предатель-глазок, возмущенно вереща, пытается меня догнать. Лара зовет, просит обернуться, заглянуть в лицо…

Нет!

Лестница заканчивается стеной! Но я разбегаюсь и проваливаюсь сквозь стену. Немного больно, зато писк и глазок вместе с Ларой остались в подземелье. Бегу дальше, а, вдруг, им тоже удастся пробежать СКВОЗЬ? Передо мной расстилается мир-поле, разделенный пополам черной рекой, если ее пересечь, меня не догонят. Река твердая, по ней легко бежать…

Сбоку кто-то возмущенно заревел. Плевать!

Огромная лиловая астра назойливо тянет ко мне свои щупальца руки. На личике ее возмущение и обида. Астра хочет поговорить со мной, но я очень-очень спешу.

Убегаю от астры.

Щупальца обвивают колени, и я падаю.

Больно!

Темно!

Астра расцветает лицом Тимура. Это нечестно, и я, чтобы не видеть его, закрываю глаза.

Год 1905 продолжение

Несмотря на лед, которым обложили тело, оно начало разлагаться, о чем свидетельствовали сине-зеленые пятна да специфический запах. Жаль, конечно, что девушку похоронили, было бы любопытно сравнить характер ран. Федор, который с демонстративным рвением, сопровождал начальство, перекрестился и пробормотал что-то про душу мятежную, покоя ищущую. Камушевский был молод — двадцать четыре года только и исполнилось, а выглядел и того моложе, или, может, виной тому удивленное выражение лица. Сколько не вглядывался Аполлон Бенедиктович, не обнаружил и следа страха, которому надлежало бы быть, если бы Олег и вправду с оборотнем или зверем встретился.

— Ишь как погрыз. — Заявил Федор, бочком подвигаясь к деревянному ящику, в который запихнули тело. — И горло, и грудь… Страх.

Аполлон Бенедиктович попробовал отогнуть застывшую руку. Вид глубоких, рваных ран на груди приводил в смущение: на следы звериных укусов не похожи, скорее складывалось впечатление, что тело полосовали тупым ножом.

— Сразу, видать, повалил и в горло вцепился, — со знанием дела произнес Федор, — а уже потом, когда их светлость упали, и когтями по груди прошел!

— Может быть, может быть. — Аполлон Бенедиктович переключил внимание на горло покойного. На первый взгляд рана нанесена звериными клыками, но у волка не может быть клыков такого размеру.

— Оборотень, ваш сиятельство, как есть оборотень, вон и крестика не нашли, видать с собою унес.

— Не нашли, говоришь?

— Не нашли. Еще Елизарий Палыч подивились, когда князя обмывали, что без крестика он нательного, как нехристь какая, прости, Господи. — Федор перекрестился.

— А больше ничего странного не было?