Танго втроем

Убит в подъезде! Ночью! А мы встретили его часов в десять. Он работал в гараже, потом пошел домой и, выражаясь книжным языком, встретил в подъезде свою смерть. Я вдруг вспомнила лицо Алика, когда он стоял против этого Ивана Ладуненко и смотрел на него, а сам был весь бледный, и пот тек градом, и руки тряслись. Но зарезать ножом? Не может быть! Чтобы этот толстый Алик с глазами больной собаки, которого все норовят обидеть, чтобы он?.. Это смешно.

Я вспомнила, как я уводила Алика прочь, а рыжий Ладуненко орал нам вслед:

– Я про тебя много чего знаю! И еще узнаю!

И что же он такое про Алика знает? И почему я про него ничего не знаю? И как же все-таки его фамилия? Нет, не вспомнить. Вот что я завтра сделаю, я позвоню Ирине и все про Алика выясню. Должны же они знать, кого приглашают в дом, ведь не с улицы же они его взяли!

С этот благой мыслью я заснула.

Утром выяснилось, что матушка по наущению Валентины Михайловны начала курс пятидневного лечебного голодания, и по этому случаю готовить отказывается. Сестра бушевала на кухне.

– Ну ладно, позавтракаем бутербродами, ужина и так никогда не бывает, но обедом-то хоть раз в день мужа нужно кормить?

– Нужно, – невозмутимо соглашалась матушка, – вот и корми.

Сестра опять пыталась втолковать ей, что как раз сейчас у нее в фирме проходят важные переговоры, что она не может приходить раньше, но все было без толку – мать отказывалась готовить и ходить по магазинам, потому что смотреть на еду в период голодания очень вредно для здоровья.

– Неужели всего только за одну ночь ты успела так измениться, – удивлялась я, – вчера была нормальным человеком, сидели, разговаривали.

– Да она давно уже ненормальная, – заорала сестра, – как связалась с Валентиной, так и сбрендила!

Матушка обиделась и ушла к себе.

– Как думаешь, эта зараза Валентина тоже голодает или только мать заставляет? – поинтересовалась я.

– Да ей-то все равно, она одна живет, семьи-то у нее нету. Маринка, у меня правда цейтнот, что делать? Со Славкой у нас напряженно, он и так недоволен, что я на работе задерживаюсь.

– А будешь еще из-за платья орать?

– Ну, не буду, но без спроса брать вещи, тоже знаешь ли… Это мое самое лучшее платье и, между прочим, жутко дорогое.

– Да у тебя и так целый шкаф шмоток, можешь поделиться с бедненькой младшей сестрицей.

– Ладно, бери брючный костюм, он на тебе хорошо сидит.

– А, тот костюмчик, зелененький?

– Только поносить, а сумку мою не смей трогать. И за это будешь два дня готовить, а в выходные я уж сама как-нибудь. Ой, времени-то сколько! – И сестрица умчалась.

Из матушкиной комнаты не доносилось ни звука, Дашка спокойно спала – первоклассников уже распустили на каникулы, а Лолита сидела у двери и смотрела на меня с немым укором.

«Мне все равно, кто из вас голодает, но собаке необходимо гулять три раза в день и есть тоже три раза», – проскулила она.

– Лолитка, собираемся быстро на прогулку, а завтрак спрашивай с бабушки.

Мы наскоро пробежались по всем Лолитиным любимым местам, потом я буквально силой уволокла ее с прогулки, бросила в коридоре, не сняв поводок, и побежала на работу, надев на всякий случай Анькин брючный костюм.

Я не поверила самой себе, но Максим опять позвонил. На этот раз он был помягче, разговаривал спокойно, сам спросил, не могу ли я с ним встретиться, мы пойдем, куда я захочу. Голос у него был усталый. Мне было страшно неудобно, но я действительно не могла сегодня вечером никуда пойти, ведь я обещала сестре, что два дня буду сидеть дома, готовить еду и вообще заниматься хозяйством.

– Максим, – нерешительно начала я.

– Что, опять не можешь? – он было повысил голос, но быстро взял себя в руки. – Но если не можешь вечером, то, может быть, встретимся днем? Куда ты ходишь на ланч, я тебя встречу.

Я хотела сказать, что вместо ланча мы пьем чаек в помещении закрытого фонда, а на большее зарплаты библиотечного работника не хватает, но промолчала. Прав был тот же Алексей Подрезов, когда говорил по телевизору, что народные избранники страшно далеки от народа!

– Так куда ты ходишь на ланч?

– В бистро «Джокер», – почему-то ляпнула я.

Неужели он пойдет со мной туда, где его могут увидеть и узнать?

– Я подожду тебя в машине за углом и отвезу в приличное место, а потом привезу обратно. Времени это займет столько же.

Нет, он по-прежнему боится журналистов, все как раньше. Во мне шевельнулось какое-то неприятное чувство, стыдится он меня, что ли? И неужели его уж так узнают на улице буквально все? Подумаешь, какой-то депутат от партии «зеленых», не президент же все-таки!

– Ну хорошо, Максим, только недолго.

В час дня я отпросилась у Нины Адамовны и побежала к бистро «Джокер». Вон за углом машина Максима, он открыл мне дверцу, не высовываясь, и это опять неприятно резануло меня по сердцу. Что он все прячется? От кого? Ведь мы же не делаем ничего предосудительного, и если он будет продолжать и дальше так себя вести, то и не будем делать.