Танкисты<br />(Повесть)

Потом он потерял сознание: наверное, когда, выбитый из коляски, ударился о землю. Он очнулся, услышал немецкую речь, рев мотора и сразу же вспомнил о пакете. Мальцев потянулся к сумке — она неловко задралась за спину, но чужие руки, сильные, как клещи, впились в запястье. Сумку рванули, и она оказалась в руках у немца, который ногой прижимал его шею к земле. А тот, который сжал запястье левой руки, набросил на правую руку ременную петлю. Потом его потащили, связанного, с кляпом во рту, по болоту. Тащили долго. Он слышал какую-то стрельбу, отблеск ракет. И вот он здесь, в этом затхлом сарае с прорехой в крыше, лежит на спине и ловит губами дождевые капли. Болит все тело, руки, но тиски, сжимавшие вот уже год его голову, почему-то разжались — голова не болела.

Черт его знает, если бы не написал он в анкете, что до армии учился в торговом техникуме, наверняка не попал бы в корпусные тылы и не было бы вот этой нелепой и страшной встречи на дороге, этого вонючего сарая и кожаных пут на затекших руках.

Все шло так хорошо. Худенький корреспондент не подвел, доложил куда следует, и его отозвали. В самый далекий край памяти ушел торговый техникум, куда он поступил после восьмого класса и учился-то там всего год. Правда, родной город, мать, сестренок он вспоминал всегда — и на Калининском фронте, и в дни трудных боев в окружении, и на станции, где расшивал пробки. Мама, сестры — он так и не смог увидеть их, хотя эшелоны корпуса разгружались именно в Гомеле, в городе детства, но разгружались ночью, и танки, и мотопехота, и артиллерия быстро уходили подальше от железнодорожных путей в глухой лесной район. А он поспешил в штаб корпуса, чтобы представиться начальству и получить свою роту.

Отозвали с такой поразительной быстротой, что начальник ВОСО участка, капитан Головня, показав ему телеграмму, с удивлением сказал:

— Что ты за птица такая, что тебя вызывают? И главное, срочно!

Мальцев ничего не ответил. Хотелось скорее распроститься со станцией и ехать догонять шубниковские эшелоны.

В лесном лагере, в двадцати километрах от Гомеля, он разыскал отдел кадров. Начальник отдела кадров майор Шукуров сидел за письменным столом в темной землянке. Он повертел в руках телеграмму, подписанную командиром корпуса, и потом сказал:

— Куда же мне тебя деть? Корпус укомплектован. Начнутся бои — появятся вакансии.

Он повел Мальцева в другую землянку к начальнику штаба Бородину. Полковник, увидев его, сказал:

— Я тебя вспомнил, Мальцев. Ты у Куценко в передовом отряде шел.

— Так точно.

— А пока в тылу поработай.

— Как в тылу? — Голову Мальцева снова крепко захватили тиски.

— Временно, брат. Поможешь начальнику тыла полковнику Рыженко. Парень ты грамотный. В торговом техникуме учился. — Бородин вертел в руках анкету, только что заполненную Мальцевым.

Вот какую с ним штуку сыграл этот проклятый торговый техникум.

— Ну ты, старшой, не расстраивайся: начнутся бои, мы тебя не забудем, роту дадим.

— Может, сейчас хоть взвод? — упрямо, глядя на сапоги, произнес Мальцев.

— Разговорчики, — строго сказал чернявый Шукуров и вручил Мальцеву пакет с предписанием.

Управление корпуса тыла расположилось в деревне среди яблоневого сада.

У крайней хаты Мальцева окликнул часовой:

— Стой, кто идет?

— Где здесь штаб тыла? — спросил старший лейтенант.

— Пропуск! — еще громче заорал часовой.

— Не знаю я пропуска, — огрызнулся Мальцев.

Часовой ткнул ему в грудь автомат и приказал повернуться кругом. Мальцев разозлился. Сидят чуть ли не за пятьдесят километров от передовой — и развели тут бдительность на пустом месте.

Часовой привел Мальцева в хату. За столом, застеленным пестрой домотканой скатертью, сидел майор интендантской службы в расстегнутом кителе и ел яичницу. Напротив него сидела молодая хозяйка, подперев рукой щеку, и смотрела на майора, круглолицего и румяного.

Майор был явно недоволен, что его потревожили, но застегнулся на все пуговицы, встал и сказал старшему лейтенанту:

— Через три хаты школа. Там вы и найдете полковника Рыженко. Ему сдадите пакет.

И часовому строго:

— А ты иди на свой пост. Старший лейтенант сам найдет.

Полковник Рыженко оказался маленьким, щупленьким человеком с желтым болезненным лицом. Он сидел за большим столом, не выпуская папиросу изо рта, просматривал бумаги, которые ему подавал молоденький лейтенант. Рядом, за партой, сидел длинный старшина в очках и одним пальцем печатал на машинке. А может, старшина казался таким длинным, потому что парта была маленькая?

Полковник разрезал ножницами пакет, прочел предписание, по-деловому и, в общем, как показалось Мальцеву, приветливо, не напирая на субординацию, сказал:

— Значит, повоевал, старшой. Командир роты. Хорошо. А теперь вот у нас поработаешь. — Полковник хмуро улыбнулся, не вынимая изо рта папиросу. — Это, брат, тоже война не простая. Да ты ее освоишь, в торговом техникуме учился.

Опять этот торговый техникум!

— Да я там только год…

— Ничего. Будете работать вместе с Савицким. Освоитесь.