Танские новеллы

Был один государь. Он, красавиц любя,«Покорявшую страны»[171] искал.Но за долгие годы земле его ХаньНе явилась подобная вновь...Вот и девочке Янов приходит пораВстретить раннюю юность свою.В дальних женских покоях растили дитя,От нескромного взора укрыв.Красоту, что получена в дар от небес.Разве можно навек запереть?И однажды избрали прелестную ЯнСамому государю служить.Кинет взгляд, улыбнется, и сразу пленитОбаяньем родившихся чар,И с дворцовых красавиц румяна и тушьСловно снимет движеньем одним.Раз прохладой весенней ей выпала честьИскупаться в дворце Хуацин,Где источника теплого струи, скользя,Омывали ее белизну.Опершись на прислужниц, она поднялась —О бессильная нежность сама!И тогда-то впервые пролился над нейГосударевых милостей дождь.Эти тучи волос, эти краски ланитИ дрожащий убор золотой...За фужуновым пологом в жаркой тишиПровели ту весеннюю ночь.Но, увы, быстротечна весенняя ночь, —В ясный полдень проснулись они.С той поры государь для вершения делПерестал по утрам выходить.То с любимым вдвоем, то при нем на пирах,От забот не уйдет ни на миг,И в весенней прогулке всегда она с ним,И ночами хранит его сон.Их три тысячи — девушек редкой красы —Было в дальних дворцах у него,Только ласки, что им предназначены всем,Ей дарил безраздельно одной.В золотой она спальне украсит себя, —С нею, нежной, пленительней ночь.А в нефритовой башне утихнут пиры, —С нею, пьяной, милее весна.Многочисленным сестрам и братьям ееВо владение земли он дал,И завидного счастья немеркнущий светОзарил их родительский дом.

И под всем нашим небом в стремленье одномНе узнать матерей и отцов:Их не радует больше родившийся сын,Эту радость приносит им дочь.Высоко вознесенный Лишаньский дворецУпирался в небесную синь.Неземные мелодии, с ветром умчась,Достигали пределов страны.Песни тихий напев, танца плавный полет,Нить струны и свирели бамбук...Целый день государь неотрывно глядел,На нее наглядеться не мог...Загремел барабана юйянского[172] громИ принес колыханье земли.Смолк изорван «Из радуги сотканный шелк,Из сверкающих перьев убор»[173].Девять врат во дворцы государя вели,Дым и пыль их закрыли от глаз.Это тысячи всадников и колесницДержат путь в юго-западный край.Шевелятся драконы расшитых знамен[174], —И идут. И на месте стоят.От столицы на запад они отошлиЗа сто ли. И недвижны опять.Непреклонны войска. Но чего они ждут,Что заставит в поход их пойти?Брови-бабочки, символ ее красоты,Наконец перед ними мертвы!Наземь брошен цветной драгоценный убор.Где же та, что вернет ему жизнь —Перьев блеск изумрудный, и золото птиц,И прозрачного гребня нефрит.Рукавом заслонился тогда государь, —Был бессилен от смерти спасти.Обернулся, и хлынули слезы и кровьИз его исстрадавшихся глаз.

* * *

Разнося над селеньями желтую пыль,Вечный ветер свистит и шумит.Там мосты и тропинки, кружа в облаках,Ввысь ведут до вершины Цзяньгэ.Под горою Эмэй там в долине пустойПроходящих не видно людей.Боевые знамена утратили блеск,И тусклее там солнечный свет.Край тот Шу — с бирюзовыми водами рекИ вершинами синими гор.Мудрый наш властелин там в изгнанье ни днемИ ни ночью покоя не знал.

Был построен дворец. В нем он видел луныСердце болью тревожащий луч.Сквозь ночные дожди он слыхал бубенцовВсе внутри обрывающий звук.С небесами земля совершила свой круг.Возвращался Дракон-государь[175].Подъезжая к Мавэю[176], поник головойИ невольно коня придержал.Здесь, в Мавэе, под памятным этим холмом,На сырой этой грязной землеКак узнает он место, где яшмовый ликТак напрасно похитила смерть?Друг на друга властитель и свита глядят,Их одежда промокла от слез,И к столице, продолжив свой прерванный путь,Тихо едут, доверясь коням.Воротились в Чанъань. Вид озер и садовВсе такой же, как в прошлые дни,И озерный фужун[177], как всегда, на Тайи[178],Те же ивы в Вэйянском дворце.Как лицо ее нежное белый фужун,Листья ивы как брови ее.Все как прежде при ней. Так достанет ли сил,Видя это, рыданья сдержать?Снова веснами персик и слива цветыРаскрывали под ветром ночным.Вновь осенний утун с опадавшей листвойРасставался под долгим дождем.Государевы южный и западный дворЗарастали осенней травой.Заносило листвою ступени дворцов,И багрянца никто не сметал.У певиц, что прославили Грушевый сад[179],В волосах белый снег седины.Для прислужниц, хранивших Цветочный чертог[180],Юных лет миновала весна.К ночи в сумрачных залах огни светлячковНа него навевали печаль,И уже сиротливый фонарь угасал.Сон же все не смежал ему век.Не спеша, не спеша отбивают часы —Начинается длинная ночь.Еле светится-светится в небе Река[181],Наступает желанный рассвет.Стынут ночью фигуры двойных черепиц.Как приникший к ним иней тяжел!Неуютен расшитый широкий покров.

Кто с властителем делит его?Путь далек от усопших до мира живых.Сколько лет, как в разлуке они,И ни разу подруги погибшей душаНе вошла в его тягостный сон.

* * *

Из Линьцюна даос, знаменитый мудрец,Пребывавший в столице в тот век,Чист был сердцем, и высшим искусством владелДуши мертвых в наш мир призывать.Возбудил сострадание в нем государьНеизбывной тоскою по ней,И, приказ получив, приготовился онВолшебством государю помочь.Как хозяин пустот; пронизав облака,Быстрой молнией он улетел.Был и в высях небес и в глубинах земли,И повсюду усердно искал.В вышине он в лазурные дали проник,Вглубь спустился до Желтых ключей[182],Но в просторах, что все распахнулись пред ним,Так нигде и не видел ее.Лишь узнал, что на море, в безбрежной дали,Есть гора, где бессмертных приют.Та гора не стоит, а висит в пустоте,Над горою туман голубой.Красоты небывалой сияют дворцы,Облака расцветают вокруг,А в чертогах прелестные девы живут, —Молодых небожительниц сонм.Среди этих бессмертных есть дева одна,Та, чье имя земное Тай-чжэнь[183],Та, что снега белее и краше цветка,Та, которую ищет даос.Видя западный вход золотого дворца,Он тихонько по яшме стучитИ, как в старых легендах, «велит Сяо-юй[184]Доложить о себе Шуан-чэн[185]».Услыхав эту весть, что из ханьской землиСыном неба к ней прислан гонец,Скрыта пологом ярким, тотчас ото снаПробудилась в тревоге душа.Отодвинув подушку и платье схватив,Чуть помедлила... бросилась вдруг,И завесы из жемчуга и серебраРаскрывались послушно пред ней.Уложить не успела волос облакаВ краткий миг, что восстала от сна.Сбился наспех надетый роскошный убор.

В зал сошла, где даос ее ждет.Ветер дует в бессмертных одежд рукава,Всю ее овевает легко,Словно в танце «Из радуги сотканный шелк,Из сверкающих перьев убор».Одиноко-печален нефритовый лик.Плачет горько потоками слезГруши тонкая ветка в^- весеннем цвету.Что стряхнула накопленный дождь.Вся в волненье, велит государю сказать.Как она благодарна ему:«Ведь за время разлуки ни голос, ни взглядНе пронзали туманную даль.В Осиянном чертоге, где жил государь.Прервалась так внезапно любовь.На священном Пэнлае в волшебном дворцеДолго тянутся длинные дни.А когда я смотрю на покинутый мнойТам, внизу, человеческий мир,Я не вижу столицы, Чанъани моей,Только вижу я пыль и туман.Пусть же вещи, служившие мне на земле,Скажут сами о силе любви.Драгоценную шпильку и ларчик резнойГосударю на память дарю.Но от шпильки кусочек себе отломлюИ от ларчика крышку возьму».И от шпильки кусочек взяла золотой,В платье спрятала крышку она:«Крепче золота, тверже камней дорогихПусть останутся наши сердца,И тогда мы на небе иль в мире людском,Будет день, повстречаемся вновь».И, прощаясь, просила еще передатьГосударю такие слова(Содержалась в них клятва былая одна,Два лишь сердца и знало о ней):«В день седьмой это было, в седьмую луну,Мы в чертог Долголетья пришли.Мы в глубокую полночь стояли вдвоем,И никто не слыхал наших слов:Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесахПтиц четой неразлучной летать.Так быть вместе навеки, чтоб нам на землеРаздвоенною веткой расти!»Много лет небесам, долговечна земля,Но настанет последний их час.Только эта печаль — бесконечная нить,Никогда не прервется в веках[186].