Танские новеллы

— Она — дух сливового дерева. Когда играет на флейте из белой яшмы и исполняет танец «Встревоженного лебедя», равных ей не найдешь. Вот видите, и теперь взяла надо мной верх!

— В этих забавах среди деревьев и цветов я случайно побеждаю вас, мой повелитель, но усмирить всех меж четырех морей[213], поддерживать постоянный порядок, издавать законы и управлять огромными владениями — может ли в этом победить вас такое ничтожество, как я? — немедленно возразила Мэй. Ответ ее привел в восторг императора.

Но вот при дворе появилась Тай-чжэнь из рода Ян. С каждым днем она все больше входила в милость императора, хотя он и не собирался отдалять от себя Мэй. Обе женщины ненавидели друг друга и всячески старались избегать встреч. Император ставил им в пример Ин и Хуан[214], но сплетники говорили, что это им не поможет, и потихоньку подсмеивались над соперницами.

Тай-чжэнь была ревнива, но очень умна, Мэй — мягка и уступчива, поэтому она и потерпела поражение. Кончилось тем, что Тай-чжэнь сослала ее в восточный дворец Шанъян. Однажды император вспомнил о Мэй; как-то ночью он велел молоденькому евнуху потушить свечи и приказал специальному гонцу тайно привезти Мэй в западный дворец Императорского Знамени. Говоря о былой своей любви, император и Мэй не могли справиться с охватившей их печалью. В эту ночь они не сомкнули глаз. На рассвете испуганный слуга разбудил императора:

— Ян Тай-чжэнь прибыла во дворец, как быть?

Накинув на себя одежду, император отнес Мэй за двойные ширмы и спрятал ее там. Вошла Тай-чжэнь.

— Где эта чертовка Мэй? —спросила она.

— В восточном дворце, — ответил император.

— Прикажите ей явиться сюда, — сказала Тай-чжэнь, — я намерена сегодня купаться с ней в Теплых Источниках.

— Но ведь она уже отстранена моим повелением, и не к лицу тебе идти с ней вместе, — возразил император.

Тай-чжэнь стала настаивать, император отводил глаза в сторону и отмалчивался.

Тогда Тай-чжэнь в ярости закричала:

— Здесь еще остались закуски, а под вашей кроватью забыта кем-то женская туфля; кто это сегодня ночью прислуживал у вашей постели столь усердно, что вы, опьянев от наслаждения, отказались от утренней аудиенции? Государь, вы должны сейчас же выйти к своим сановникам, которые ждут ваших повелений, а я останусь здесь и подожду вашего возвращения.

Сильно смутившись, император натянул на себя одеяло и сказал:

— Я нездоров и никого принять не могу.

Вконец разгневанная, Тай-чжэнь вернулась в свой дворец. Император же немедленно осведомился, где Мэй. Оказалось, что молодой евнух проводил ее пешком обратно в восточный дворец. Разгневанный Мин Хуан приказал казнить его. Забытая Мэй туфелька и головные украшения по велению императора были доставлены ей вместе с другими подарками.

— Повелитель совсем покинул меня? — спросила Мэй у посланца.

Тот ответил:

— Император не покинул вас. По правде говоря, он боится навлечь на вас ярость Тай-чжэнь.

Мэй усмехнулась.

— А бояться любить меня из-за этой толстухи разве не то же самое, что покинуть?

Мэй подарила Гао Ли-ши тысячу золотых, чтобы он отыскал поэта, который смог бы, подражая Сыма Сян-жу, сочинить ей песнь «Там, где Длинные Ворота»[215]

, втайне надеясь привлечь этим императора к себе.

Гао Ли-ши, который служил Тай-чжэнь и боялся ее гнева, сказал в ответ:

— Никто не сумеет написать такую песню.

Тогда Мэй сама сочинила песнь «К востоку от башни», которая гласила:

«Покрылось пылью зеркало мое, в шкатулках ароматы все иссякли; рукой небрежною расчесываю локон, простое платье легкое надев. Тоскливо, холодно в дворце лилейном, а мысль моя к тому дворцу несется, где орхидеи есть. Цвет сливы опадает, ведь это символ верности твоей; нас разлучили «Длинные Ворота», и встречам нашим больше не бывать. А тут еще глядит цветок с досадой; как будто забавляется моей печалью ива, и теплый ветер мягко шелестит; щебечут птицы радостно, весну встречая.

И в сумерках на башне я стою; услышав флейту, голову склоняю. Уж облака темнеют, день идет к закату; на чистую луну свой взор я устремляю.

Нет больше доступа к Источникам мне Теплым; воспоминанья лишь остались мне о том, как развлекалась прежде. «Ворота Длинные» наглухо заперты, забыта я навеки государем.

Еще я вспоминаю, как было прежде чисто озеро Тайи[216], когда по глади вод его я плавала, купаясь; как музыка и песни звучали на пирах, куда тебя всегда сопровождала. Теперь конец всему; и песни те, и дивные напевы — на лодке расписной, что предназначена лишь для бессмертных. Но были ведь любовь твоя и нежность и глубоки и постоянны, когда горами клялся ты и морем на веки вечные со мною быть, как солнце и луна, что отдыха не знают.