Танцовщица

Новый и болезненный взгляд на прошлое позволил Вивиану понять еще одну свою ошибку. Причуды наследственности так перемешали черты характера и внешность, что вслед за светловолосым мальчиком с характером отца на свет появился темноволосый — настоящий Вейси-Хантер, судя по внешнему виду, — но более близкий по духу к их матери. Из двух сыновей достойным наследником череды решительных и энергичных мужчин являлся именно он, Вивиан, а не слабый, постоянно колеблющийся Чарльз.

Эта мысль занимала его несколько дней, приведя и к другому выводу: ненависть деда была более сложной по природе, чем он думал. Способность мальчика противостоять нападкам не могла не вызвать уважения деда. А бесхарактерность Чарльза, что также, естественно, должна была презираться человеком с иной натурой, отсюда и его стремление женить Чарльза на Джулии — чтобы вновь привнести в семью сильный характер.

С растущим удивлением Вивиан осознавал, что жестокое, безжалостное отношение деда вызывалось желанием наказать судьбу за то, что вместо настоящего крепкого наследника ему достался тихий, сдержанный младший сын, которого старик не любил. Издевательства, стремление разрушить волю старшего мальчика были естественной реакцией Бранклиффа. Неудивительно, что он относился к нему так жестоко. Для старика это было единственным способом притворяться перед самим собой, что внук, которым втайне он восхищался, является на самом деле позором семьи, пятном на известном имени и совершенно не подходит для роли наследника.

На этом этапе своих удивительных открытий Вивиан понял, насколько велик оказался удар, нанесенный им деду, когда он женился на Джулии. Впрочем, судьба уже сполна отомстила ему за это. Вивиан постоянно думал о девушке, пойманной в ловушку вместе с ним в Кимберли. Со времени той встречи они несколько раз случайно сталкивались. Он молча ей салютовал, но желание спешиться и пойти рядом с ней, быть ее постоянным спутником раз от разу все более разгоралось.

Отчаянно ревнуя к каждому мужчине в Кимберли, знакомому с Лейлой или говорившему о ней, постоянно тревожась за ее безопасность во время обстрелов, преследуемый воспоминаниями о тех сладостно-горьких шести месяцах, проведенных вместе, Вивиан никак не мог уговорить себя, что былая любовь умерла. Если когда-нибудь эта женщина поманит пальчиком, если покажет, что все еще любит его… Он знал, что не устоит тогда.

Понимая это, Вивиан резко обрывал разговор с друзьями, когда те начинали рассказывать о ее концертах в зданиях компании «Де Бирс» или других домах по приглашению Сесила Родса. Уже велись приготовления к выступлениям любимицы публики в военных лагерях для поднятия боевого духа солдат. Свой собственный дух Вивиан мог поднять, лишь вызываясь добровольцем в любую вылазку, которая позволяла убежать как можно дальше от города, где жила его мать, более не нуждающаяся в сыне, и девушка, которую он не осмеливался увидеть снова.

К середине ноября Вивиан уже привык к поездкам на Оскаре или Тинтагеле рядом с огромным бронированным поездом, из бойниц которого высовывались готовые к бою стрелки. Иногда он присоединялся к группе всадников, отвлекавших на себя основные силы буров, пока другой отряд захватывал ослабленные позиции противника. Это приводило лишь к потерям с обеих сторон и незначительному ослаблению артиллерийских обстрелов. Гарнизон Кимберли был слишком мал, чтобы предпринять попытку прорыва блокады, а противник, казалось, не собирался атаковать город. Единственной надеждой оставалось прибытие подкрепления извне, прежде чем голод заставит сдать город.

Двадцать седьмого ноября на постоянные сигналы прожектором был получен ответ. Издалека засверкали вспышки, был установлен контакт с британскими войсками, наступавшими от Кейптауна. Хотя обмен сигналами был всего лишь подтверждением их присутствия, он позволил определить, что идущие на помощь войска находятся у реки Моддер, не далее чем в двадцати милях от города.

Кимберли обезумел от радости. Несмотря на комендантский час, тут же были созваны многочисленные вечеринки, а жители выложили на столы припрятанную именно для такого праздника снедь. После шести недель осады они с нетерпением ждали освобождения. Двадцать миль казались «почти рядом» — по крайней мере, для гражданских лиц.

С точки зрения военных, двадцать миль представляли собой однодневный марш-бросок. И когда на следующее утро обстрел города внезапно прекратился, полковник Кекевич решил, что окруженный противник обнаружил английские войска и собирается их атаковать. По совету своих командиров он разработал план атаки в тылу буров и принялся его осуществлять. В палаточных лагерях зазвучали многочисленные приказы, заставляя людей с энтузиазмом хвататься за оружие. Наконец-то их ждал настоящий бой против врага.

Вивиан разделял общее возбуждение: поднимаясь с походной кровати и натягивая мундир и шлем, он приказал груму немедленно оседлать Оскара.