Танцтеатр Пины Бауш: искусство перевода

В театрах «дети войны» подвергали фундаментальной критике и исполнительское искусство. Отрицались буржуазные проявления, лояльное отношение руководства к господствующему политическому порядку и его ориентация на потребности образованной буржуазии, авторитарные структуры руководства, строгая иерархия, «вертикальные» принятия решений, жесткое разделение труда, принуждение к выпуску продукции, далекой от искусства, деградация артистов до обслуживающего персонала и пассивная роль зрителей.

«Право голоса» – это не только требование профсоюзов, но и решающее кодовое слово демократического пробуждения: «Мы исходим из того, что вся деятельность театра изначально обсуждается со всеми участниками, то есть с актерами и художественным составом, и что репертуар определяют все вместе».[38]

2 Протест против законов о чрезвычайном положении, Mюнхен, 1968

3 «Контактхоф», Вупперталь, 2013

Когда Юрген Шитхельм в 1970 году заявил о новых формах коллективной театральной работы и модели совместного принятия решений в Шаубюне в Западном Берлине, напряженный процесс эмансипации актеров и танцовщиков из пассивных исполнителей до думающих сотворцов уже начался. Австрийский хореограф Иоганн Кресник, сыгравший в конце 1960-х годов важную роль в становлении театра танца как сценической формы в немецкоязычном пространстве, несколько лет спустя описывал эти изменения: «Раньше никто не мог зайти к художественному руководителю без спроса. Теперь же они могут открыть двери к руководству ‹…›, войти и сказать, что хотят иметь право голоса».[39]

В разгар студенческого движения сливаются театр и акция, искусство и протест. Театр теперь также означал акцию, хеппенинг, агитпроп и партиципацию. Он обращался не только к образованному среднему классу, но и к менее образованным людям. Поскольку некоторые из существующих театров считались нереформируемыми, развивались новые формы вне институций, возникла «независимая сцена», а с ней и альтернативные практики за рамками устоявшегося литературного театра и классического балета. Прежде всего в мегаполисах расцветала сцена, которая считалась альтернативой муниципальным и государственным театрам. Разочарованные театральные деятели покидали учреждения и объединялись в рабочие группы и художественные коллективы, которые зачастую были коммунами.[40]

Требование демократизации как организационного принципа в учреждениях сопровождалось изменениями в художественных рабочих процессах. Молодое поколение противопоставляло строгому иерархическому режиму производства и авторитарным структурам командную работу и равенство. Художественных руководителей, правивших до сих пор в одиночку, заменили управляющими комитетами. Темы, эстетика, площадки, зрители, художественные подходы и критика – все подвергалось сомнению. На эстетические новшества и движение за демократизацию в художественном сценическом танце сильно влияло движение 1968 года. Тогда активный коммунист Иоганн Кресник представил на хореографическом конкурсе в Кельнской летней академии танца политическую постановку «Рай?» («Paradies?») о покушении на Руди Дучке. В пьесе показан мужчина на костылях, которого милиционеры избили дубинкой и которому тенор поет арию «О, парадиз!» («O, Paradies!»). В зале сидели представители студенческого движения с красными флагами и скандировали: «Хо Ши Мин». Однако это провокационное произведение, исполненное всего раз, не помешало влиятельному директору Бременского театра Курту Хюбнеру в том же году взять 30-летнего Кресника на работу. На новом месте тот продолжал развивать эстетические принципы своего хореографического театра: эстетическое исследование империализма, разжигания вражды и репрессий с одной стороны и поиск адекватных театральных форм – с другой.

В 1972-м Герхард Бонер также переехал из иерархичной Берлинской государственной оперы в Дармштадт, где собрал выдающихся солистов – среди них Сильвию Кессельхайм и Марион Цито, тоже приехавших оттуда. Позже они примкнули к Танцтеатру (см. главу «Сompagnie»).

Он сформировал ансамбль, который называл себя театром танца, и хотел отказаться от старой иерархии и балетной эстетики в пользу демократического сотворчества. Однако эта попытка быстро провалилась. Радикальный подход оказался несвоевременным. Лишь в 1990-е, когда новое поколение зрителей понемногу обучилось новым формам театра, можно было заново опробовать модели соучастия.

Именно с этим бурным желанием перемен, широко распространенном и среди студентов Высшей школы Фолькванг, связано решение 33-летней Пины Бауш взять на себя подразделение танца в Вуппертале, чтобы инициировать демократизацию и модернизацию общества, прежде всего через культуру, искусство и их институты. Авантюрный шаг, ведь у нее был небольшой опыт работы и женщины тогда практически не занимали такие должности. Даже во время революционных процессов 1968 года права женщин отстаивались довольно вяло.