— Поверить не могу, что тебя взяли, Адель! Там правда так хорошо платят?
— Говорят, что да. По крайней мере больше, чем если бы я продолжала варить кофе в кафе через улицу.
— Но работа официанткой, такой изнурительный труд! Я буду переживать за тебя. Антонина говорит, что к ее внучке приставали пьяный мужчины, когда та работала в баре. Вдруг с тобой случаться ужасные вещи, Адель! Твоя безопасность ни стоит никаких денег!
Анна Александровна, моя бабушка, разворачивается и ставит на стол тарелку, доверху наполненную выпечкой. Ее усталые и грустные глаза наполняются слезами, а морщинистый подбородок начинает подрагивать.
Как сказать человеку, который сорок лет проработал учителем русского языка, что ее внучка будет танцевать на пилоне перед богатыми мужиками? Никак. Поэтому я и выдумала миф о несуществующей работе официантки. Пусть будет думать, что я лишь разношу подносы с едой, а не показываю свое тело за деньги.
— Бабуль, перестань. Ничего со мной не случится. Это хорошее заведение, в котором есть охрана. Тебе не о чем беспокоится. Ты же знаешь, как много времени и сил уходило на утреннюю работу в кофейне, а по вечерам на собирание цветов в местном цветочном магазине. А здесь график удобный, к тому же, в ночную смену платят больше.
— Ой, девочка моя, ты не должна работать на износ в свои прекрасные годы. Прости меня, что тебе приходится жертвовать своей юностью, — каждый раз, когда бабушка видела, как я приходила с очередной изнуряющей смены, валилась с ног и засыпала на ходу, она начинала громко плакать и извинятся передо мной. — Я такая старая стала, что даже выйти в магазин мне стало не под силу. А сколько денег уходит на мои лекарства? Ну разве прокормишь вас с Матвейкой на мою крохотную пенсию?
Я подхожу к сгорбившейся тонюсенькой фигурки бабушки и накрываю ее плечи своими ладонями, прижимаясь щекой к ее голове. В нос проникает знакомый запах мыла, выпечки и благородной старости. Матвей, который все это время внимательно нас слушал, быстро прожевывает откусанный кусок пирожка, и подбегает к нам, накрывая своими маленькими ручками наши тела. Бабушка начинает улыбаться и кладет свою сморщенную ладонь поверх наших рук.
— Я выросту и куплю большой-большой дом. Адель не будет больше работать и приходить поздно ночью. А ты, бабушка, больше не будешь плакать.
Я начинаю улыбаться и пытаюсь заткнуть вновь изъязвленную рану в сердце, прижимаю макушку брата к себе, чтобы он не видел, как на моих глазах выступают слезы.
* * *
Я стою уже примерно минут десять, как вкопанная. Изумленно смотрю на обстановку вокруг, поражаясь каждой детали интерьера. Потолок ночного клуба состоит из множества светодиодных фиолетовых треугольников, которые собираются в симметричные узоры. Чуть дальше, ближе к VIP-зоне, с потолка начинают свисать разноцветные светильники, которые к центру собираются в красивую спираль. Множество белых кожаных полукруглых диванчиков в специальных зонах для отдыха, отдаленных от танц-пола. Огромная вышка диджея, его рабочий пульт с множеством кнопок, огромные колонки. Уверена, это оборудование стоит несколько миллионов. В центре, у главной стены, небольшая сцена, посередине которой расположен металлический шест. По всей площади заведения множество золотых клеток, находящихся на разных уровнях высоты. Эти клетки для танцовщиц, которых в этом месте принято называть пташками. Но больше всего меня поразил огромный бар, который протягивался вдоль всей стены, а масштабы здесь не малые. И при всем этом, здесь нет ритмичной музыки, не все светильники и софиты работают, нет танцующей толпы и элиты нашего города.
— Молодой человек, вы не видели такого симпатичного парня с темными волосами и вечно хмурым выражением лица? — я облокачиваюсь на гладкую поверхность барной стайки и смотрю на спину парня, обтянутой черной футболкой.
Парень сначала хмурится и медленно оборачивается, чтобы увидеть источник звука. Но увидев меня, поперечная складка на его лбу разглаживается, и он поднимает правый уголок рта.
— Адель, как ты сюда попала, мы же еще не открылись? — темноволосый парень за барной стойкой продолжает вытирать белой тряпкой влагу с кристально чистых бокалов.
— Я теперь тут работаю, так что… Теперь мы с тобой в каком-то роде коллеги, — я закусываю нижнюю губу и передвигаюсь ближе к парню.
Его лицо за мгновение темнеет и он уголки губ, ранее поднятые вверх, опускаются вниз.
— Ты все-таки пошла на кастинг?
— Да. И меня, как видишь, взяли. Теперь я одна из пташек.
— Я говорил тебе не идти.
— Это ты мне подкинул вакансию.
— Я подкинул тебе вакансию бармена, но ты предпочла пойти на кастинг стриптизерши.
Рома нервно откидывает тряпку в сторону и с шумом ставит стакан на стеклянную поверхность стойки.
— Во-первых, я не стриптизерша, а танцор pole dance. Во-вторых, не смотри так на меня, ты знаешь о нашей финансовой ситуации, так что это место — мое спасение.