Танцующая с бурей

– Никаких шпионов! – Она повернулась к нему, шагнула ближе. – Давай больше не будем говорить об этом. Скоро начнется настоящая суета и будет много шума и разговоров о заточении арашиторы. Ты должен сделать вид, что ничего не замечаешь. И когда я преподнесу тебе подарок, ты должен удивиться и похвалить меня, твою умную сестру. И ты получишь все, чего заслуживаешь. Согласен?

Она была очень красива в тусклом дымном свете. Ее лицо было таким бледным, что казалось светящимся, резко контрастируя с двумя темными озерами глаз, густо обведенных тушью бездонно-черного цвета. На губах – помада цвета их клана, цвета крови, которая, казалось, стекала и рисовала на ее золотом дзюни-хитоэ алые цветы лотоса. Двенадцать слоев, ведущих в рай.

Он, наконец, улыбнулся и, поклонившись, кивнул.

– Согласен.

Он наклонился и хотел поцеловать ее в губы, но она повернула голову, и он коснулся губами ее бледной, идеальной щеки. Она низко поклонилась и развернулась, чтобы уйти, оставив его наедине со сладким запахом ее духов. Он смотрел, как она грациозно движется, выскальзывая за дверь, – волнами колышутся черные волосы и кровавый шелк, манят к себе плавные изгибы тела. Он улыбнулся про себя.

Йоритомо любил свою сестру. Любил, как никто другой не смог бы.

Кин держал одно из отрубленных перьев в руках, проводя пальцами вдоль линии удара меча, и чувствовал исходящий слабый электрический ток. Обрубок пера отражался в его прямоугольном глазу и казался тяжелым, будто он держал в перчатках камень.

– Мне очень жаль, Буруу.

Арашитора свирепо посмотрел на него, не шелохнувшись. Он лежал, свернувшись вокруг металлического столба, к которому был прикован. Пол арены был усеян обрубками перьев, перемещаемых ядовитым ветром. Небо над головой окутывали темные грозные тучи.

Скоро начнется черный дождь, и небо прольет яд на людей, которые травили его, покрывая землю уродливыми гноящимися нарывами и шрамами. Кину такая способность природы казалось странно обнадеживающей – природа как будто очищала себя от грязи, которую в нее выбрасывали. Он был уверен, что если планета каким-то образом избавится от двуногой заразы, то она, в конце концов, восстановится. Ему было интересно, сколько времени потребуется миру, чтобы накопить достаточно гнева и злости и стряхнуть двуногих тварей со своей кожи. Землетрясения и наводнения, болезни и бури. Вскроются линии разломов, хлынут ливни и смоют всю эту гадость.

Всё! Прощайте, до свиданья и спокойной всем ночи. Уходя, не забудьте выключить свет.

Буруу резко поднялся, зацокал когтями по камню и склонил голову, напряженно вглядываясь в темноту. Кин обернулся и увидел ее в темноте, всю в черном, бледную, но удивительно прекрасную.

– Юкико, – выдохнул он, и голос его прозвучал как полет крыльев.

– Я рада, что вы пришли, Кин-сан, – тихо прошептала она, едва шевеля губами.

– Я не заметил вас.

– Кицунэ приглядывает за своими, – пожала она плечами. – Видели, что они сделали с ним?

– И слепой бы увидел.

Она прошла мимо него во мраке, через всю арену. Бесшумно ступала по соломе – руки сжаты, лицо закрыто прядями свисающих волос. Он понял, что она плачет. Она протянула дрожащие руки вперед. Арашитора встал, уткнулся головой в ее руки, обнял искалеченными крыльями. Замурлыкал – будто гром тихо зарокотал под накидкой из теплого белого меха. Она крепко обняла его, заплаканное лицо смялось, словно было сделано из бумаги.

Кин молча смотрел на них, размышляя о том, что произошло между ними. Он не мог не ревновать к зверю – ему тоже хотелось знать, что она думает и чувствует, общаться с ней, не говоря ни слова. Почему Гильдия хочет уничтожить людей с таким даром? Ведь это так замечательно – не чувствовать одиночества. Узнавать истинные мысли и чувства чужой души. Может, они именно этого и боятся. Правда очень опасна для Гильдии.

Юкико шмыгнула носом и сглотнула. Она повернулась к Кину, убрала волосы с лица, одной рукой все еще обнимая Буруу за шею.

Боги, она прекрасна.

– Мне надо идти. Иначе меня начнут искать, – ее голос был таким слабым и хрупким, что у него заныло в груди. – Можно ли это сделать?

Его сапоги стучали по камню, кожа изрыгала дым чи в теплый липкий воздух. Он шел рядом с ней по арене и испытывал почти непреодолимое желание сорвать шлем, чтобы снова посмотреть на нее собственными глазами.

– Думаю, да.

– И вы нам поможете?

– В этом мире нет ничего, чего я не сделал бы для вас, Юкико.

И тогда она улыбнулась ему – такая грустная, со ссадинами на лице, но все равно прекрасная – что он чуть не заплакал. Она обняла его за шею, и больше ему ничего не хотелось – только держать ее в своих руках, чувствовать запах ее пота, чувствовать ее волосы у себя на лице. В этот момент он был готов отдать всю свою жизнь только за то, чтобы хоть на минуту прижаться к ней своим телом. И он сделал бы это с улыбкой на лице.

Она отстранилась, и ему пришлось отпустить ее, пришлось сдержать свое желание крепко обнять ее, слившись с ней в одно целое.