Танцующая с грозой

По ее команде начали зажигаться светильники. Картина, представшая в их свете, удручала. Несколько комнат, выходящих в общий коридор. Давно пустых комнат. О чем свидетельствовал толстенный слой пыли и настоящие тенета паутины.

— Закрытая часть дома удовольствий пустует уже около столетия. Даже мои старшие дети не застали того времени, когда она была доступна. Я сама была чуть старше Иллаи, когда моя мать запретила ее использование. — Арисса горько усмехнулась. — Мои братья, что делили вместе со мной чрево матери, возжелали магичку. По закону они могли ее получить, только если бы она их выбрала, но они решили не выпрашивать крохи ее внимания. Вот для таких случаев и существуют закрытые части. Но даже амулет блокирующий магию их не защитил. Проклятья, посланные с последним дыханием, не знают преград и не ведают отмены. Видела, может, что у всех мужчин моего рода на правом плече переплетаются синие линии? След родового проклятья и напоминание. Она пожелала каждому мужчине моего рода сдохнуть в муках, добиваясь внимания женщины. Всем и каждому. А потом ее сила вырвалась и испепелила ее саму и моих братьев. Вон та комната, без двери. Мать не позволила даже убрать прах. Так что, самое лёгкое желание из возможных для выполнения.

— А чего же тогда ваши наги, так злобно шипели. — Чего возмущаться было, если и так все под запретом?

— Потому что своим желанием ты посягнула на их право удовлетворять свои желания по праву более сильного. Получать запретное, то, что по закону им никогда не познать. Номинальное право, которым в моем клане не пользуются с тех пор, как закрыта "закрытая" часть, уж извини за нелепое звучание.

— И вы показываете это мне…

— Чтоб ты знала, что мои сыновья никого не принуждали, им не было нужды применять силу. Ты же так носишься с этим. Разрушаешь привычный уклад, семьи… Нравится видеть, как страдают наги, да? Насмешничать над душевной болью? Тыкать раз за разом в ошибки прошлого? Даже не давая возможности их исправить? — нагиня резко развернулась и я с удивлением обнаружила слезы в ее глазах.

— Арисса, вы сейчас о чем вообще?

— О мужьях твоей рабыни.

— А вот тут я советую вам остановиться! Не вам, продающей собственных сыновей на потеху развращенным ублюдкам в бордели, меня в чем-либо упрекать! И Вы смеете меня осуждать за то, что я защищаю близкого мне человека от жестоких извращенцев? От этих чудовищ? Или вы сделаете вид, что не знаете где и при каких обстоятельствах наши дороги с Мией пересеклись? — я чувствовала, как меня захлёстывает ярость. — Очень бы мне хотелось, чтобы на месте Мии оказалась бы хоть когда — нибудь ваша собственная дочь! И вот, когда вы увидите ее на помосте, изувеченную и на последнем издыхании, пережившую насилие и издевательства, вот тогда я посмотрю, как вы, лично вы, дадите ее мучителям шанс на получение прощения и вернёте ее тем, кто стал для нее палачами.

Я развернулась, и, подхватив юбки, побежала обратно, к центральному дому. От разочарований сегодняшнего дня, обид и разбуженных воспоминаний, что копились в моей душе, всю дорогу по землям нагов, слезы застилали глаза. Ничего не видя перед собой, я все равно продолжала бежать, хоть так давая выплеснуться болезненным эмоциям.

Поэтому и не заметила препятствия, врезавшись с разгону в вышедшего искать меня Дардена. Тот поймал меня в объятья, придержав за плечи. Внимательно всмотреться в мое лицо и, тяжело вздохнув, предложил.

— Поговорим?

Я кивнула в ответ, так как голос не слушался от непролитых слез. Но говорить мне не потребовалось. Говорить начал Дарден. Но лучше от этого мне не стало. С каждой фразой становилось только хуже и больнее, а болезненный комок в горле мешал говорить.