Читаем Танцующий на воде полностью

Так сказала София, и мы шагнули из леса прямо на просторную ладонь черной госпожи Ночи. Резким толчком пришло осознание: наши с Софией судьбы сейчас в руках Джорджи Паркса, вся надежда – на его порядочность и на реальность Тайной дороги свободы. София, видно, доверилась мне полностью, думал я, потому ее рука тверда, моя же трясется заячьим хвостом. Мы пересекли мост не оглянувшись; мы снова вступили в лес. Тропу, которая огибала Старфолл, я наметил заранее. Гордился своим маршрутом – еще бы, ведь мы достигнем места встречи быстрее, нам не придется блуждать по фритаунским улицам в опасной близости от тюрьмы. И все-таки мы почти бежали и перевели дух, лишь очутившись возле пруда.

– Что ты станешь делать на болоте, София?

– Понятия не имею. А что женщины на болоте делают? Работают, должно быть, да только на себя самих. Ну и я работать буду. Это пока моя цель. А твоя цель какая?

– От тебя подальше держаться.

Мы так и прыснули.

– Нет, правда, София. Ты ж малахольная. На побег меня толкнула. Если выберемся – точнее, когда выберемся, – уж будь добра, избавь меня от своих прожектов.

София фыркнула:

– Нет чтоб спасибо сказать, так он еще и недоволен! Мне же легче, без прицепа-то. Потому, Хайрам, что от мужчин никакой пользы.

Мы посмеялись – сдавленно, нервически. Я поднял взгляд – небо по-прежнему было беззвездно; посмотрел на Софию – она пятилась к воде. Вдруг послышались шаги, и их разнобой сказал мне: приближается не один человек и не два, а больше. Я уловил обрывки разговора. Захотелось спрятаться, но среди чужих голосов явственно прозвучал голос Джорджи, и это удержало меня на месте. Говорившие смолкли. Теперь только палая листва шелестела под их подошвами. Я схватил Софию за руку. Среди темных стволов возникла, оформилась первая фигура, и принадлежала она Джорджи Парксу.

Отчетливо помню: я улыбнулся. И тут, вероятно, хваленая моя память вздумала сыграть со мною шутку. Мрак стоял – хоть глаз коли; я даже Софииного лица не различал, один только силуэт. Зато я четко запомнил лицо Джорджи – перекошенное страданием, причины которого были мне неизвестны. Дальше все происходило как во сне. Шаги, вот только что далекие, вдруг захрустели совсем рядом. Ибо к пруду, друг за другом, вышли пятеро. Пятеро белых. Один держал веревку. Они приблизились к нам вплотную, и еще, казалось, целую вечность ровно ничего не предпринимали. София простонала: «Нет, нет, нет…» – но и стон был как из другого мира.

Один из белых хлопнул Джорджи по плечу и сказал:

– Чисто сработано.

Джорджи повернулся к нам спиной, пошел прочь, исчез за деревьями. И тогда пятеро взяли нас в кольцо.

– Нет, нет, нет… – снова застонала София.

Поклясться готов: они светились фосфорически, точно привидения. И по одежде их, по манере держаться я понял, кто они такие есть.

Глава 9

Тыча нам в спины револьверами, Райландовы ищейки повели нас сквозь безлунную, беззвездную ночь, сквозь мрак не менее осязаемый, не менее шершавый, чем веревки, которыми были стянуты наши запястья. До сих пор я не разбирал, холодно ли, промозгло ли в лесу; теперь меня знобило, передергивало при каждом порыве зимнего ветра. Я втягивал голову в плечи, словно ветер был саблей, словно метил по моей шее. Мои ужимки крайне забавляли конвоиров. Не видя их лиц, я слышал смех.

– Раньше надо было дрожать, парень, раньше, – повторяли они, полагая, что трясет меня от страха, а не от холода.

Слава о Райландовых ищейках шла хуже некуда, и тот факт, что я пока не был обуян страхом, объяснялся просто – страх отодвинули, отсрочили другие эмоции, а именно стыд, ярость и шок. С нами могли сотворить что угодно; с Софией могли сотворить что угодно. Я достаточно наслушался рассказов о том, как Райландовы ищейки поступали с чернокожими женщинами. Право давал им закон. Лишенные живой собственности, они без лишних раздумий пользовались собственностью чужой. Выпускали пар. Изливали досаду на свое незавидное – среди белых – положение. С той минуты, как Джорджи скрылся, а эти пятеро, подобно фантомам, явились из леса, я был уверен: на нас с Софией отыграются по полной программе. Но я ошибся. Нас даже не избили. Отконвоировали в Старфолл, к тюрьме, заменили веревки цепями, приковали к забору, как скотов (мы для них скотами и были), и оставили на холоде, в ледяных кандалах на неопределенное время. Как бы для прощания. Я и не сомневался: это последние наши минуты наедине – по крайней мере, до встречи в лучшем мире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Trendbooks WOW

В одно мгновение
В одно мгновение

Жизнь шестнадцатилетней Финн Миллер оборвалась в одно мгновение. Девушка оказалась меж двух миров и теперь беспомощно наблюдает за своими близкими. Они выжили в той автокатастрофе, но оказались брошены в горах среди жестокой метели. Семья и друзья Финн делают невозможный выбор, принимают решения, о которых будут жалеть долгие годы. Отец девушки одержим местью и винит в трагедии всех, кроме самого себя. Ее лучшая подруга Мо отважно ищет правду, пытаясь понять, что на самом деле случилось в роковой день аварии. Мать Финн, спасшую семью от гибели, бесконечно преследует чувство вины. Финн наполняют жажда жизни и энергия, ее голос звучит чисто и ярко. Это голос надежды на второй шанс, наполненный огромной любовью и верой в то, что мир – хорошее место.

Славомир Мрожек , Сьюзан Редферн

Фантастика / Проза / Ужасы / Фэнтези

Похожие книги

Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019
Искусство кройки и житья. История искусства в газете, 1994–2019

Что будет, если академический искусствовед в начале 1990‐х годов волей судьбы попадет на фабрику новостей? Собранные в этой книге статьи известного художественного критика и доцента Европейского университета в Санкт-Петербурге Киры Долининой печатались газетой и журналами Издательского дома «Коммерсантъ» с 1993‐го по 2020 год. Казалось бы, рожденные информационными поводами эти тексты должны были исчезать вместе с ними, но по прошествии времени они собрались в своего рода миниучебник по истории искусства, где все великие на месте и о них не только сказано все самое важное, но и простым языком объяснены серьезные искусствоведческие проблемы. Спектр героев обширен – от Рембрандта до Дега, от Мане до Кабакова, от Умберто Эко до Мамышева-Монро, от Ахматовой до Бродского. Все это собралось в некую, следуя определению великого историка Карло Гинзбурга, «микроисторию» искусства, с которой переплелись история музеев, уличное искусство, женщины-художники, всеми забытые маргиналы и, конечно, некрологи.

Кира Владимировна Долинина , Кира Долинина

Искусство и Дизайн / Прочее / Культура и искусство