Танцы марионеток

И еще одна весьма приземленная причина его сдержанности заключалась в том, что дома его ждала Кристина, которой он сказал, что едет на встречу с человеком, от которого зависела очередная выставка. Роман знал: признайся он жене, что хочет поужинать с натурщицей, и из невинного события она накрутит бог знает что! Несмотря на пылкий темперамент в постели, Кристина эмоционально была холодноватой, и ему всегда это нравилось. Но порою она начинала вести себя как вспыльчивая рыночная бабенка, особенно в последнее время. «Это у нее от матери», – подумал Мансуров, заранее проникаясь недовольством по отношению к жене. Он с нежностью посмотрел на обращенное к нему личико, сказал, что ждет ее у себя завтра, и уехал, предвкушая напряженную работу на целую ночь.

А Юлька тихонько открыла дверь и шмыгнула внутрь, как мышонок. Она переоделась, расторопно пробежалась с тряпкой по всей квартире, чтобы утром Марта Рудольфовна не возмущалась, что она плохо исполняет свои обязанности, и легла спать. После вина Юльке снились фантастические сны: как будто окно в ее комнате оказывается к утру разрисовано витражными птицами, и одна из них уносит ее на своей спине полетать над городом – так высоко, что дух захватывает. Странным во сне казалось лишь одно: птицы были самые разные – разноцветные, яркие, со сверкающими перьями, а спину подставила только одна – длинная, черная, похожая на облезлую ворону, да еще и косящая на Юльку насмешливым умным глазом.

Но ощущение полета было волшебным.

В попытках разыскать женщину, ставшую прототипом для учительницы Веры Алексеевны из романа «Кошачий глаз», Василий Ковригин приехал к ее дочери. Та прохладно сообщила, что ее мать живет в другой квартире, и Ковригин отправился по новому адресу.

Конечно, проще было бы узнать его у матери Лены. Василий был совершенно уверен в том, что на одной из общих фотографий в доме Дубровиных он видел это лицо – некрасивое, но милое. И, конечно, Ольга Сергеевна не могла не знать ее. Но он предпочел более сложный путь – встречаться с Дубровиной-старшей ему отчего-то не хотелось.

«Вера Алексеевна» сильно изменилась – настолько сильно, что, пожалуй, он и не узнал бы ее, хотя обладал профессионально хорошей памятью на лица. Но она так обрюзгла и располнела, что сложно было увидеть в толстой старухе женщину средних лет с веселым круглым личиком.

Поначалу, когда ее дочь сказала ему, что мать жива и здорова, Ковригин обрадовался – его теория не находила подтверждения. Он уже не хотел оказаться правым – слишком уж страшноватая картинка вырисовывалась в этом случае. И к старухе-то он поехал только для того, чтобы исключить последние сомнения!

Лучше бы не ездил. Лучше бы ограничился визитом к дочери и на этом успокоился, подумал Василий.

Потому что все подтверждалось. Хотя она и была жива.

Ее толкнули под поезд метро, когда она стояла на платформе в час пик. Старушка рассказала ему об этом спокойно, как будто читала историю, случившуюся давно и не с ней.

– Поезд был совсем близко и так гудел, что я боялась умереть от одного только звука. Я вспомнила, что нужно упасть и лежать между рельсов, – говорила она, отрешенно глядя на Василия голубыми глазами, – и упала. И еще ртом дышала, чтобы барабанные перепонки не лопнули от шума. Вы не представляете, как там шумно. И пахнет ужасно.

Когда ее вытащили, она была без сознания.

– Два месяца потом лежала в больнице, восстанавливалась. Но ничего, слава богу, почти обошлось. В моем-то возрасте!

Ковригин поерзал на стуле, не решаясь спросить то, что нужно было спросить. Старушка выжидательно смотрела на него. «Теоретически это могла сделать и дочь, – подумал он. – Вовсе не обязательно, чтобы именно сын…» Он хотел спросить о том, не подозревает ли она родную дочь в том, что та толкнула ее под поезд, но не смог этого сделать.

– Скажите, у вас есть сын? – наконец выдавил из себя Василий, ожидая ответа с чувством, походящим на ужас.

Но она покачала головой:

– Нет, сына нет. Только дочь. – И добавила, словно оправдываясь: – Я хотела родить второго ребенка, но врачи запретили по состоянию здоровья.

Ковригин вернулся в издательство, ощущая себя страшно уставшим. Усевшись на нагревшийся под солнечными лучами облезлый подоконник, он вытащил из кармана лист бумаги и уставился на свои записи, по которым теперь-то точно все можно было сказать определенно.

Эльза Гири в книге «Логово волчицы» оказалась на корабле, бурей выброшенном на скалы, и едва не погибла – переломала себе все кости, но сумела выбраться на берег.

Ее прототип, соседка Лены Нина Кудряш, спустя несколько месяцев столкнулась с парнем, катавшимся на роликовых коньках, и сломала руку.

Иван Трофимович из книги «Небесный колодец» разбился, упав с лошади, потому что был пьян.

Старый тренер, послуживший прототипом для этого героя, напился и попал в аварию вскоре после выхода книги.

Вера Алексеевна из «Кошачьего глаза» умерла, потому что сын толкнул ее под поезд.

Учительница, с которой был списан персонаж, упала на рельсы в Московском метрополитене, но чудом осталась жива.